гофрированным телом, на меня надвигался Великий Червь. Грозное божество подземелий, разгневанное вторжением в свои владения. И бил свет из очей его. И жаром дышала разверстая пасть его. И нёсся из этой пасти разъярённый рёв, лишающий воли.
Я успела увидеть вывернутые наружу ноздри чудовища, его бледно-розовую кожу, не знающую солнечного света, бугристые складки холодной плоти… А потом Великий Червь перекусил меня пополам. Он сделал это очень быстро, небрежно, мимоходом, и пронёсся мимо, уполз дальше по бесконечным подземным лабиринтам, оставив после себя только расцветающую кровавыми вспышками тьму…
Я молчала, и в повисшей тишине слышалось только беспечное пение птиц в ухоженных кронах садовых деревьев, и даже Татьяна больше не стучала ножом по разделочной доске. А потом Юзеф шёпотом всё-таки задал один вопрос. Какой-то жалобный и совсем детский.
– Очень больно было?
Я пожала плечами. Казалось бы ответ очевиден, но на самом деле боли, как таковой, я не помнила. Да и возможно ли почувствовать почувствовать боль тогда, когда весь твой мир становится болью?
– Нет, не больно. Я же сразу сознание потеряла. Даже не знаю, что было дальше.
Но кое-что я всё -таки знала. Знала, что спасением своей жизни обязана в первую очередь машинисту, который не растерялся, увидев меня под колёсами своего состава. Он сорвал один брючной ремень с себя, второй – со стажёра, по счастливой случайности в тот день оказавшегося с ним в кабине, и этими ремнями туго-натуго перетянул фонтанирующие кровью обрубки моих ног, тем самым дав мне возможность дожить до прибытия медицинской помощи. А в сознание я пришла уже гораздо позже, в клинике, после операции. Но и тогда всё было как в тумане, а запомнилось немногое. Серое, резко постаревшее лицо отца с набрякшими веками. Огромные и по-детски растерянные глаза брата Андрея за почему-то запотевшими стёклами очков. Врачи, врачи, врачи… Стерильная белизна палат, эхо больничных коридоров. И невозможная, не перестающая удивлять пустота ниже бёдер.
Спустя ещё одну продолжительную паузу Юзеф хмуро сказал:
– Всё из-за этого урода… Если бы он тебя не бросил, вы бы успели выбежать из туннеля. Он же успел?
– Успел. И из туннеля, и со станции убежать успел. Его искали потом, но так и не нашли.
– Почему?! – вскинулся Юзеф, – Ты ведь знала, кто он! Да и твой папа мог всю полицию Москвы на уши поставить!
– Не до того было, – уклончиво ответила я, но на самом деле вовсе не была уверена в том, что Мстислава не нашли. И полиция для этого не понадобилась бы, ведь пусть отец давно остепенился и вспоминать лихие девяностые не любил, но по такому случаю мог и вспомнить. Чем это закончилось для Мстислава, можно только догадываться, хотя я всё-таки надеюсь, что он, узнав из новостей о том, чью дочь бросил в тоннеле метро под колёсами электропоезда, в тот же день бежал из страны.
Сама я из новостей тоже узнала всякое, но уже позже. И про спасшего мне жизнь машиниста, и о том, что его-то отец точно нашёл и щедро