как от укола. Телевизор – будто сговорился с тем, кто тронул его плечо – взревел во всю громкость.
На экране – советский фильм, с облупленной плёнкой и застывшими лицами.
– Алло, Галочка? Ты сейчас умрёшь! Потрясающая новость! Якин…
Валентин поморщился, хлопнул ладонью по столику.
– Блядь… ну ты даёшь стране угля. Мелкого, но дохуя.
Он метнулся за пультом, нащупал воздух, глянул на стол – пульт лежал. Неподвижный, спокойный, точно знал, что его не трогали.
Но телевизор всё равно орал.
– Сука, ты что, на голосовом теперь? – пробормотал он.
Тут же, как из пушки – голос с той стороны стены:
– Ты, мразь, совсем охуел?! Полпятого! Я, блядь, работаю! Это чё, кинотеатр у тебя?!
Валентин подошёл к двери, дёрнул за ручку, распахнул:
– Да пошёл ты нахуй, герой труда! Какие полчаса, ты чё несёшь? Я на пульт жопой сел, понял?! Оно само! Уже выключил, не визжи, как зэк без чая!
– Я запомню! Это не конец!
– Я, блядь, с девяносто восьмого – один сплошной конец! Запиши, нахуй, в дневник!
Он хлопнул дверью, как ударил бы по воображаемой морде. Вернулся. Молча сел. Сделал глоток. Посмотрел – пульт на месте.
На столе.
Ровно. Точно. Спокойно. Не тронут.
– Обосраться… Жуть какая.
Он провёл по лицу ладонью, выдохнул сквозь зубы.
– Слышь, полтергей… Я тебе сразу скажу: за такую хуйню – я и въебать могу. Без разговоров.
И тут, с кухни – грохот. Глухой. Тяжёлый. Как будто упала кастрюля. Или не кастрюля. Что-то большее.
Он остался сидеть. Вслушивался. Тишина.
Выдохнул. Усмехнулся. Наклонился к бутылке.
– Ну всё. Сейчас я точно туда не пойду… Ёбаный пиздец.
Он поднялся, выругался в сторону кухни, и пошёл – не потому что хотел, а потому что надо. Грохот был, и это значило: либо крыса с дипломом, либо кастрюля решила сбежать.
Коридор встретил его прохладой. Лампочка на кухне уже горела. Дверь была открыта.
Он шагнул за порог – и остановился.
У раковины стоял кто-то. Видно было со спины. Плечи, шевеление рук, движение. Вода текла. Лилась – тёплая, ровная. Звякала посуда. Кто-то мыл тарелки.
Свет падал на вымытый кафель. Запах – лёгкий, мыльный. Тихо шипела вода.
Валентин на автомате сказал:
– Здрасьте.
И прошёл к чайнику.
Взял в руку, начал наполнять. На секунду даже подумал, что забыл, кого пригласил.
И тут – резко обернулся.
Никого.
Раковина – пуста. Вода – не течёт. Посуда – сухая. Даже губка – лежит сбоку, жёлтая, как новая. Кран блестит, будто его натирали.
Он остался стоять. Не двигался. Только моргал. Не дышал.
Ни пара. Ни шума. Ни следов. Просто тишина, как будто ничего и не было.
Он посмотрел на свои руки. На чайник. На раковину. Потом пробормотал:
– Ты чё, ебанулся, Валёк… или я просто в хоррор неудачно шагнул?..
Помолчал.