связь со своим отцом? – бесцветно спросил он и увеличил напор, сводя мозги нестерпимым огнем.
Грань между рассудком и паникой натянулась тонкой нитью. По щекам потекли слезы ужаса. Я не хотела предавать Винсента, но во мне поселилась навязанная горькая уверенность в том, что если я не расскажу то, что истязатель хочет знать, то он заберет у меня все. Он заберет у меня его. Я останусь одна и медленно иссохну в своем черном одиночестве полном страха и ненависти.
Мои губы приоткрылись для ответа, но паразит отозвал магию и с тенью отвращения оттолкнул меня от себя.
– Запомни этот урок на всю жизнь, гончая. – Бенир как ни в чем не бывало поправил плащ и, учтиво поклонившись, пошел к карете. Ступив одной ногой на ступеньку, он обернулся через плечо. – В этот раз я пощадил тебя, но, если это повторится, я не буду так добросердечен.
Я смотрела, как удаляется карета, а после на пустую дорогу. Тело знобило и обливалось холодным потом. Даже потряхивания Миафа не могли заставить меня отвести взгляд. Я до одури боялась, что истязатель вернется.
Комната встретила меня непривычной чистотой и ароматно пахнущими булочками с помадкой, оставленными Селин на моей кровати.
Желудок скрутил голодный спазм, но тут же сменился на тошноту. Нутро еще приходило в себя после воздействия Бенира. Стоило вспомнить о нем, как кишки стянуло мерзким липким страхом.
Я легла животом на каменный пол, надеясь заменить ледяной отголосок навязанного страха холодом пола.
Страх всегда присутствовал в моей жизни, но я никогда не поддавалась ему – не позволяла поглотить и подчинить меня. Бенир же являлся его воплощением. Он запустил в меня свои цепкие щупальца и заставил крутиться шестеренки так, как надо ему. Обострил имевшиеся во мне тревоги, накачав мое тело цепким страхом – ужасом, поглотившим разум. Я не могла думать в тот момент ни о попытке откинуть магию разума, ни о том, как отразится раскрытие встречи Винсента с отцом на нас. Я лишь дрожала и была готова ответить на все его вопросы. Страх убедил меня, что если я не послушаюсь, то он пожрет мое недавно обретенное счастье и попросит добавки. И Бенир сожрал бы. Его остановило одолжение, которые я оказала ему, согласившись передать письмо Селин. Больше мне такой милости не окажут.
Я уговорила ребят не рассказывать Винсенту и Каспару о случившемся. Я сама виновата и не имела права на лечение Каспара и защиту Винсента, которого предала. Да, Бенир не услышал прямого ответа, но мои слезы и нежелание отвечать говорили сами за себя.
Винсент чувствовал, что-то произошло, но не понимал, что именно – не понимал моей отстраненности и суровой беспокойной задумчивости. Он не давил, видя мое состояние, но и отступать не собирался.
Я перевернулась на спину, смотря на парящие сферы, нырнула дрожащей рукой во внутренний карман жилета и, достав письмо, просветила его под теплым светом.
Плотный пергамент не давал разглядеть содержимое, а печать из серого воска крошилась, обещая обернуться пылью при попытке ее потревожить.
Проглотив болезненный ком в горле, я откинула