отзываюсь зачем-то. – Или подсыпать слабительного?
На этих словах Глеб резко тормозит, дергает меня за руку и толкает к стене. Прижимает собственным телом, расставив ладони по сторонам от моей головы и нависая свирепой скалой сверху. Не пошевелиться, в том числе и от страха. Через тонкую ткань белоснежной рубашки я чувствую исходящий от Арсеньева жар. Почему-то в этот же миг пусто становится в голове, мозги заволакивает туманом, а в животе все скручивается в узел. Настоящее и прошлое перемешиваются, сливаясь в дурманный коктейль.
Яркие голубые глаза так близко, что я легко рассматриваю каждую знакомую черточку. Я в точности знаю, каковы были бы наощупь щеки с резкими скулами, если бы я сейчас положила на них ладони. И поэтому я до онемения в пальцах сжимаю края рабочего фартука, чтобы не наделать глупостей. Дышу глубоко, но в нос пробирается запах Глеба. Такой знакомый и такой неуловимо чужой. Словно поменялась всего одна нотка, но именно это порушило всю композицию. Сделало ее слишком далекой.
Четко очерченные губы Арсеньева так близко к моим, что мне начинает казаться, что он вот-вот меня поцелует. Кожу покалывает. Нервно облизываю свои.
– Плюнула ты мне в душу, Ромашкина, – вместо этого хмыкает как-то устало Глеб. А на задворках сознания бьется мысль, что это он еще не знает про дочь.
«И не узнает!» – обещаю твердо самой себе. Его семейка дала денег на аборт, так что с того самого момента моей девочки для них не существует.
Арсеньев отпускает меня также внезапно, как и схватил. От полученной свободы кружится голова, и мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Это еще кто кому… – бормочу в сторону.
Специально не произношу фразу громко, чтобы не пускаться в разборки. Для меня все давно решено, а ворошить прошлое – лишь бередить едва затянувшуюся рану. Больно и незачем.
– Ты что-то сказала?
– Нет, Глеб Максимович, – отзываюсь предельно вежливо. Пора напомнить ему, да и самой себе, кем отныне мы друг другу приходимся. Босс и подчиненная, и ничего более. – Вам послышалось. Пришли. Давайте ваш пиджак, я застираю пятно.
– Испортишь окончательно, вычту все до копейки из твоей зарплаты, – предупреждает Арсеньев, не спеша отпускать одежку. Так мы и стоим, вцепившись с разных сторон в пиджак и сверля друг другу взглядами.
– Я услышала вас. Можете пока посидеть вот здесь на стуле, – указываю кивком в сторону и жду.
Глеб еще какое-то время смотрит на меня, прищурившись, а после наконец разжимает пальцы, и я забираю пиджак. Сую испачканную часть под холодную воду – именно такая лучше всего отстирывает пятна от кофе. Капаю жидкостью для мытья посуды. Варварство, конечно, особенно учитывая стоимость Глебовской шмотки, но для моих целей самое оно.
Пятна постепенно уходят, и я тщательно промываю ткань. Скрываюсь в уборной, чтобы высушить все под сушилкой для рук. Арсеньев все это время сидит на стуле, уткнувшись в смартфон, и делает вид, что меня не существует. «А вот раньше так вести себя нужно было!» – так и хочется