переспросил Лёшка тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Денис?
– Лёш, – запаниковала Злата. – Лёша… я…
– Кто такой Денис? – зарычал Лёшка и, схватив Злату за шею, прижал ее к кровати. – Ты что, еще с кем-то встречаешься? Признавайся!
Злата хватала ртом воздух и пыталась отцепить от своего горла жесткую руку, но Лёшка превосходил ее по силе, поэтому единственное, что получалось у Златы, – хрипеть, скулить и слабо дергать ногами в попытке отбиться. Когда у нее перед глазами потемнело, Лёшка наконец отпустил ее.
– Пошла вон. Знал бы, что поюзанная, – выгнал бы сразу.
– Лёша, – прошептала Злата, чувствуя, как слезы скапливаются в уголках ее глаз. Но Лёшку это не проняло:
– Вон пошла, я сказал! И не приходи больше!
Еле сдерживая слезы обиды, Злата оделась и как можно скорее вылетела из квартиры, пропитавшейся недоброй Лёшкиной энергетикой. Выскочив из подъезда и на ходу обматывая шарф вокруг горящей от страстных поцелуев шеи, Злата бросила тоскливый взгляд на окна Лёшкиной квартиры, в которых был виден теплый свет настенной лампы – несмотря на утро, на улице было пасмурно, а в помещении довольно сумрачно.
Поняв, что и здесь ее больше не ждут, Злата понуро побрела куда глаза глядят.
В торговом центре было немноголюдно – в одиннадцать утра буднего дня все нормальные люди были либо на учебе, либо на работе. Злата зашла на фудкорт и решила купить себе блинчики с форелью и чай. Дождавшись своего заказа, она разместилась за одним из столиков и принялась мрачно жевать свой блин.
Злата очень хотела надеяться, что объявление ей бойкота всем классом – это просто неудавшаяся первоапрельская шутка, но была загвоздка: сейчас был февраль и даже первого апреля ее одноклассники шутили друг над другом максимально безобидно. Это они с Никой, зная, насколько Тоня боится насекомых, могли пошутить, что ей на голову села пчела. Все остальные их одноклассники ограничивались знаменитым “у вас спина белая” или выдумывали какие-то похожие добрые приколы. Так что, скорее всего, бойкот был очень даже настоящий.
Мысли Златы внезапно снова вернулись к Денису. Перед глазами всплыло его отрешенное бледное лицо, которое после ее невинной реплики болезненно сморщилось; глаза, которые тут же чаще заморгали и подозрительно заблестели; слезы, покатившиеся по бледным щекам; трясущиеся плечи; тонкие длинные пальцы, торопливо смахивающие соленые капли.
В ушах тут же зазвенело рычание Акиньшина: “У него сестра умерла, дура!”, и Злата зажмурилась. Она правда не знала! Если бы она была в курсе, что Денис переживает такое горе, она бы уж постаралась как-то следить за языком. Она же не злодейка какая-то!
Однако извиняться Злата не собиралась. Тем более при всем классе. Унизительно как-то.
Просидев на одном месте два часа, Злата все же решила отправиться домой. Больше покупать ничего не хотелось, да и не было средств для этого – отец значительно снизил сумму карманных до тех пор, пока Злата не наведет порядок в своей успеваемости.