– говори мне. Тайком говори, когда никто посторонний не слышит. Итак, как тебе здесь?
Гриша пожал плечами.
– Прохиндей.
– Кто? Трофим?
– Оба. И он, и помощник его. И вы бы с них деньги лучше наперед получили, не дожидались, пока дело будет сделано. Иначе потом «спасибо» скажут, а денег не дадут…
Я кивнул. Гриша был умен не по годам. Впрочем… Барские дети к десяти годам знают манеры, арифметику и языки. Крепостные дети к десяти годам знают ЖИЗНЬ!
– Ты прав. Приму к сведению. Как думаешь, Трофим Ефимович часто гостит у брата? – Я встал с кровати, подошел к окну. За окном шел мелкий снежок. Удивительно, но кроме Василия, кормившего на улице лошадь, других слуг я больше не увидел.
– Часто. Я думаю – он почти и не вылазит отсюда. Я думаю – ничего своего у него и нет, на всем братьёвом он живет.
И вновь я был согласен со своим слугой. Виноват ли в этом Трофим? Виноват ли в том, что наследство родителей досталось не ему, а его брату? А почему, кстати? Потому что тот – колдун? И не обозлился ли после такой несправедливости Трофим на Ефима?
В дверь постучали. Вошла та же служанка, принесла поднос с тарелками, в которых оказалось жареное мясо (пахло оно очень вкусно), хлеб, каша. Затем, она принесла две чистые кружки и большой чайник – только что закипевший.
– Кушайте, барин, – вежливо сказала она. – Чем богаты… Если не кушаете вы такое, то я на кухне могу приказать…
– Да кушаем, кушаем, – поспешил я ее успокоить. – Садись за стол, Гриша. Я все кушаю, и не барин я вовсе. – Видя, что служанка собралась уходить, я сказал: – Постой-ка. Как звать тебя?
– Дуня.
– Вот что, Дуняша. Присядь-ка ты с нами, – я подвинул к ней табурет, – и расскажи нам о своих хозяевах.
Дуняша покраснела. Взялась за ручку двери, начала что-то мямлить.
– Дверь закрой, – тихо, но твердо сказал я. Быть жестким я не любил, но часто в моей работе это было необходимостью. – Сядь. И расскажи.
– Не велит барин сплетничать о них… Да если он узнает…
– Никто об этом не узнает, я обещаю. Ну?
– А что же рассказывать? – растерянно спросила она. Но на табуретку все же села.
– Все, что придет в голову.
– Ох… Барин наш, Забелин Ефим Ефимович… Разболелся совсем… Мучается, злится…
– Чем болеет? – удивился я. Насколько мне было известно, колдуны болеют редко. Впрочем, повторюсь – простые люди о них знают очень-очень мало.
– Знамо чем. Старостью.
– Он же колдун. Разве он не может улучшить себе здоровье?
– Да кто же его знает! – пожала она плечами. – Я слышала, как он объяснял Гавриле Романовичу, помощнику своему… Говорил, что дух его еще крепок, а тело поизносилось. Говорил, что тело, как и одёжку, можно, конечно, подлатать. Заштопать, где совсем тонко. Да только то же самое, что и с одежкой будет – расползутся все заплаты рано или поздно, да выкинуть придется. Ему ведь лет много. Трофим Ефимович, ихний брат, говорит, что тот помрет к весне или к лету. Не ладят они. Грызутся постоянно.