войны брызги крови покрыли плотным слоем краски, паркет накрыли линолеумом, а остатки мебели с позолоченной фурнитурой и обивкой из натурального шелка сожгли. Дом зажил новой жизнью под стук танцующих каблуков и звучание популярной музыки. В конце восьмидесятых годов людям вновь стало не до веселья, им хотелось перемен и крови. Администрация города приняла решение отдать усадьбу детдомовцам. С тех пор дом нес бремя обители озябших от безразличия, затерянных в собственной судьбе детей. Сейчас он прощался и с этой ролью, укрывая в своем темном, душном подвале единственного ребенка, которого смог уберечь.
Марк сидел на полу, обхватив согнутые в коленях ноги длинными, холодными руками, и слушал тишину. В подвал почти не доходили звуки, и ничто не отвлекало его от полного погружения в собственный мир фантазий о блистательном будущем с той великой ролью, которая, без сомнения, уготовлена ему в этом мире. Громкий, надрывистый крик просочился сквозь толстые стены, он прорвался через замочную скважину в массивной двери, отскакивая от шершавого потолка, запыленной лепнины, и вонзился в слух мальчика, словно булавочная игла. Марк вздрогнул, поднялся по ступеням вверх и приложил ухо к двери. Еще один крик, а затем еще и еще. Он определенно слышал детский плач и гулкий стук падения с высоты. Мальчик стал кричать, называя имена воспитательниц, он звал ребят, выкрикивая их имена, настойчиво стучал кулаками в дверь. Выбившись из сил и задыхаясь от тревоги, он решил попробовать подсветить себе и внимательнее рассмотреть замок. Щелчок пальцами не привел к нужному результату. Мальчик грубо выругался и повторил попытку, но все также тщетно. Последующие десять минут безуспешных попыток подняли уровень клокочущей в груди Марка тревоги до отметки «Отчаяние». Он уже почти был готов зарыдать охрипшим от желания докричаться хоть до кого-нибудь голосом. И вдруг у него получилось! Но вместо долгожданного огонька на кончике указательного пальца, спокойно освещающего пространство, на ладони мальчика разгорался огненный шар. Марк растерянно уставился на рыжее пламя, которое ощущал кожей словно безобидную, легкую пушинку. Он отошел, насколько смог, подальше и швырнул огненную сферу в запертую дверь, и та разлетелась, как от воздействия ручной гранаты. Марк присел, закрыл голову руками и еще несколько минут после взрыва не мог пошевелиться. Когда же он поднялся и увидел обуглившийся дверной проем, то смог только восхищенно прошептать:
– Ничего себе! Вот это сила…
Марк выбрался из своего заключения, оказавшись в просторном холле старого здания, и с ужасом посмотрел по сторонам. В потолке зияла огромная дыра, под которой лежала директор детского дома – Светлана Ивановна Згурская, точнее, ее окоченевшее тело. Шея была вывернута под девяносто градусов, левая рука и две ноги – оторваны. Строгая, ненавистная всем воспитанникам детдома директриса сейчас была похожа на легкомысленно брошенную, разорванную нелюбимую куклу. Чуть поодаль лежал маленький Тимошка, ему было всего три годика, улыбка этого добродушного малыша