просто ему дались те годы испытаний, когда они с Квасей только привыкали друг к другу. Выгнать он ее не мог, нельзя было. И сейчас нельзя. А сдаться какой-то сопливой девчонке гордость не позволяла. Вот и ведут они до сих пор тихую партизанскую битву. Сан Саныч хищно принюхивается, но ничего из запретных ароматов не улавливает. Постанывая, усаживается за стол и с наслаждением тянет чудный чай с мятой. Ему очень хочется заглянуть за диван, но он стесняется. Как-то в Квасину смену он заглянул, после чего красный, как рак, вылетел из комнаты отдыха, даже не глядя по сторонам. А с Квасей после этого две смены не разговаривал.
– Это еще ничего! – грозилась она. В следующий раз положу туда использованные дамские принадлежности. Будет еще обыскивать!
Сегодня среда, на дворе осень и днем в комплексе тихо. Заезжать начнут ближе к вечеру. Обед проходит без происшествий. Кроме одного звонка. Мне.
– Это Миша, узнала? – журчащий голос. – Скучаю! Не доживу до завтрашнего вечера. Веду себя, как влюбленный подросток. Перед людьми стыдно. Но очень увидеть хочется.
Со скучным лицом слежу за Марь Петровной. Она сосредоточено перебирает счета. За более чем двадцатилетнюю службу в рядах коммунального хозяйства, она носом чувствует человека, желающего потратить немного денег. Не отрывая глаз от бумаг, тихо говорит:
– Не дури, соглашайся. Никто тебя силком в постель не потянет. Иди обедать. Только не здесь. В «Корейский».
Глава 4
Крохотный «Корейский» зал находится на другом конце комплекса. Он далек от начальства. Работающие там корейские официанты молчаливы, им все равно, от кого получать чаевые. Главное, чтобы вознаграждение было щедрым, в пределах разумного, разумеется. Корейские официанты очень колоритно смотрятся в этой экзотической обстановке. Они как герои дорам: все подобраны одного роста, красивые. Некоторые с очень длинными волосами, заплетенными на макушке в тугие косы. Другие с эффектно окрашенными челками. Мне кажется, гости приезжают не столько отведать национальной кухни, сколько полюбоваться на момчжан1. Все перегорожено бамбуковыми ширмами, и никто никого не видит.
– Угу. В «Корейском». Обед.
– Бесценная! – страстно кричит Михаил, а я уже начинаю сомневаться в его здравом рассудке.
Марья Петровна всплескивает руками. Разумеется, она подслушивала. И теперь собирается участвовать в разговоре.
– И что же это он, мужчина серьезный, за такой пичугой приударил! У тебя же в голове ветер! Чем вы с Квасей своей занимаетесь?! На авто из ада (тьфу на вас!) гоняете по городу? Болтаете, шороху по кабакам наводите? Ну ты еще ладно, хоть книжки иногда читаешь вроде правильные! С дочерью занимаешься. А Квася твоя что?
– А что Квася?
– Ничего, семью позорит! И какую семью!
– Ну, Марь Петровна, я-то тут при чем?
– А ты на нее не смотри. Она и сама по себе прекрасно устроена. А ты?
– А я-то что?!
– А на тебя обратил внимание приличный