смотрю на девушку, и теперь она улыбается вовсю.
– Вот как? – говорю я. – И что же мне сделать, чтобы стать твоей парой?
Елена
Себастиан проводит меня три квартала до вечеринки. Должна признать, что он действительно очень красив, хотя меня воспитывали так, чтобы не обращать внимания на смазливых мальчиков. В России красота – удел женщин. Удел мужчин – сила.
Что по-настоящему впечатляет меня, так это его рост. Я еще никогда не видела мужчину, на фоне которого чувствовала бы себя крошкой. Хоть я и на каблуках, Себастиан возвышается надо мной. Мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.
Свой рост я всегда любила и ненавидела в то же время. Мне нравится чувствовать силу. Но меня бесит, как все норовят его прокомментировать, словно никто и никогда раньше до них не замечал этого. Их шутки всегда банальны, но хуже всего взгляды, которыми они скользят по моему телу – словно я коллекционная карточка, которая дополнит их набор, и потому меня необходимо прибрать к рукам.
Но, разумеется, меня так просто не возьмешь.
Я дочь Алексея Енина, пахана чикагской «Братвы». Мой отец сам найдет мне подходящую пару в нужное время.
Не то чтобы я была в восторге от этого. Судя по тому, что я видела, брак трудно назвать счастливой затеей. Слишком много мужей избивают своих жен, контролируют их каждую секунду и заводят любовниц, когда им вздумается.
В России избить жену не преступление – если только она не попадет в больницу. Тогда виновнику придется заплатить небольшой штраф, но не женщине, а государству.
Даже мой отец несколько раз бил мою мать у меня на глазах. А ведь она была хорошей женой.
Я сомневаюсь, что буду такой.
Из меня и дочь-то не очень. Во всяком случае, по словам отца.
Лучше уж быть умной, чем хорошей.
Мы подходим к дому на Мэдисон-стрит, где Гриша устраивает свою вечеринку. Это мой троюродный брат. Он любит красивых девушек, быстрые тачки и дорогие наркотики[6]. Я бы не сказала, что мы близки, но мне можно ходить к нему в гости, потому что Гриша часть семьи.
Сегодня мы отмечаем его двадцать первый день рождения. Мне на той неделе исполнилось двадцать пять, но никакой вечеринки мне не полагалось – отец лишь смерил меня холодным взглядом и отметил, что я старею. Он часто повторял моей матери: «Мужчины стареют как вино, а женщины – как молоко».
Что ж, теперь она стареет как кость, потому что лежит в гробу.
Как тебе повезло, отец. Твой взор не оскорбят морщины на ее лице.
Вот о чем я думаю, поднимаясь по ступенькам Гришиного дома. Это не самые радостные мысли, так что его друг Андрей вздрагивает, открывая дверь.
– Ты выглядишь так, словно хочешь кого-то убить, – говорит он мне.
– Все может быть, – отвечаю я, проталкиваясь в дом.
Себастиан идет следом. Похоже, парня не смущает, что он никого здесь не знает. Наверное, такого здоровяка вообще мало что смущает.
Внутри темно, комнаты освещены лишь синими трековыми светильниками, отчего вид у всех слегка инопланетный. Дом сотрясается