которое мое целостное «я» или другие «я», либо какое угодно событие внешнего становления или даже всего мира в целом; главное, чтобы они были рассмотрены с подходящим временным аспектом. Здесь важно понять, что мы в данном случае рассматриваем не содержание единицы, но признак бытия единицы относительно проживаемого времени. Кроме того, состояние нашего сознания, а также события, которые происходят вокруг нас, длятся в движении, тогда как неизменяемые объекты внешнего мира просто длятся, в них не может проникнуть живой поток времени.
Временный характер, а вместе с тем и простейшая природа обоих феноменов, упомянутых выше, являются очевидными. Это вытекает из феномена последовательности. Что же касается феномена движущейся длительности, то здесь дела обстоят намного сложнее, как минимум из-за того, что в нашем языке нет конкретного термина, которым можно было бы обозначить данный феномен. Поэтому и возникает странное впечатление, что он состоит из двух различающихся элементов, а именно: длительность и поток. По этой причине Фолькельт определяет длительность как невременной фактор (ausserzeitliches moment), признавая, однако, что длительность в какой-то мере относится ко времени. Он рассматривает ее частично, основываясь на принципе: все, что является временем, должно видоизменяться, меняться, непрерывно двигаться; этот принцип, о котором мы уже говорили, представляет собой видение времени на уровне сознания, но никоим образом не основывается на его природе.
По сути, здесь идет речь о простом феномене, не поддающемся разделению на части. Именно на этом основано и большинство рассуждений Бергсона, касающихся различий между мыслимой длительностью с ее противоположностями и проживаемой длительностью с ее неизменяемой живой структурой. Нам не остается ничего другого, кроме как вспомнить слова самого Бергсона, где он помещает феномен длительности и последовательности в одну плоскость: «Нет значительной разницы между прошлым одного или другого состояния, они по-прежнему пребывают в том же состоянии»; или вот еще: «Возможно представить себе последовательность, не разграничивая ее, можно представить ее как взаимное проникновение, как целостность, как близкое объединение элементов, каждый из которых является показателем целого, различаясь и отделяясь лишь в мышлении, способном все разделять».
Таким образом, переживаемая последовательность, несмотря на то, что она состоит из «бытия двух», не слагается из двух различных длительностей, следующих одна за другой. Утверждать такое – значило бы совершить попытку разложить и рационализировать изучаемый феномен больше, чем допускает его природа. При последовательности выделяют два события, но ни одно из них нельзя постичь независимо от другого. Это как если бы мы, стоя на вершине, откуда можно только догадываться, что собой представляют оба склона горы, но не исследовать их, в конце концов поняли бы, что находимся в месте, которое их разделяет. Точно так же движущаяся длительность не может быть разложена на множество последовательностей; иначе бы изменилась