хотел ещё раз стать причиной улыбки,
Принести для неё философские глыбки.
Он так рьяно винил за всю глупость себя,
Что в овраг угодил, цепью матов гремя.
А овраг был ловушкой обиженной ведьмы.
Улюлюкает злобно: «Не бойся, ведь мы
Со всем, что украл, почитай что соседи.
Как котёл что готовит всё мне. Тот. Из меди».
Отбрехаться – пустое.
Соблазн дать – страшнее.
Подвесили путы плута над котлом.
Зловонье ударило гнилью, патокой, злом.
Не была эта ведьма из любителей Люда.
Мясо – как курицы, печень – как трупа.
Потому всё людское стало с вора сползать,
Словно в регрессе, что дала миру мать.
За кожей, слоями отпавшей от мяса,
За мышцами-листьями, павшими с вяза,
Крови бочонок сварился в котле,
А кости со стуком предались земле.
Осталась душа, что мечется в формах,
В видах реальных и тех, что вне нормы.
Формах звериных, птичьих и рыбьих,
Крича то вдруг лаем, то пением сиплым.
Голод той ведьмы сыграл с жульём шутку,
Дал испугаться, но дал и минутку —
Пока выбирала, чем обедать хотела,
В жука обратился знаток грязи дела.
Он упорхнул и скрылся в рассвете,
Но угрожали ему злые сети.
Послала за ним ведьма леса зверьё,
Вечным оком кружит здесь вороньё.
Но то белку, то лиса найти невозможно.
Лапы – не руки, а морда – не рожа.
Все похожи и сразу отличны,
И не подскажет ведьме Путь Млечный.
Тогда призвала она злобного волка —
И вой его стал как знамение рока.
Зрением слеп, но сильно обоняние,
А образец – костей с грязью слияние.
Вышел на след и за сутки настиг уж,
От него убегали то птица, то ласка, то уж.
Самым вёртким, однако, казался мангуст —
Огибал он и зайца, и въедливый куст.
Да вот только волку гнуть не нужно
Спину, чтоб не вязнуть в луже.
На бегу прокусит равно просто
Ветку, птицу, зверя с любым ростом.
Треск всё ближе, как и крики зайцев.
Обезлюдил лагерь трёх мерзавцев,
Что пытались волка-то поймать.
А мангуст взбежал на поля гладь.
Всё покошено в два дня,
Мандрагор взросла стена.
Жаль, в среде ингредиентов
Смерть найдёт без дружеских советов.
Ноги ослабли. Только лишь прыжок
Сделать жулик может или лишь шажок.
Но возникла словно из тумана,
Озорна как чёртик, а теплом как мама.
Лук воздела быстро со стрелой.
Точно услышит мангуст смертный вой.
Только беда у сапог, где земля:
Грозится ужалить знахарку змея.
Тут и нужен последний прыжок.
Болью с укусом вор змея изжёг,
Лишь бы никто не вступил на второго.
И тут, как назло, шаг героя лихого.
До смерти злясь на любовника