от надежды
Как вокруг много любви. А ведь некоторым одиночество уже начинает казаться проклятьем. Желание найти человека, который бы понимал
и с которым было бы интересно и полезно жить, медленно, но верно уступает место желанию просто быть с кем-нибудь хоть немного приятным и безопасным. Ведь ко всему человек привыкает. Или же нет? И отказ от ожидания и встречи своего человека может стать проклятьем, обрекающим на безнадёжное существование по меньшей мере двух живых существ.
Прокляни себя, милая, мной,
Если мнишь себя стойкой, как ведьма.
В чреве создай ты бабочек рой,
Из ромашек корон – огромные сети.
Помню, было тогда ненастье,
Вечер томный на перекрёстке.
Я искал в тенях леса счастье,
Но вдруг голос и врач на дороге.
Вы, голубчик, лечите подобное…
Коль не ошибаюсь, то подобным.
Знаете ль, отнюдь не благородное
То занятие в науке моей скромной.
Он был бледен, в белом и учтив.
Не заметил я, уже в автобус
Сели мы, и он разбил мой миф,
Что без леса я в тоске умоюсь.
Под орган из старенькой колонки
Мы доехали до дома номер…
Не вместился, как и лик постройки,
Ведь чего-то окон в ней не счесть.
Там и жила ты, подруга врача,
Фармацевта… да нет… консультанта,
В виде кошки сидела и, что-то мурча,
Изучала меня, будто рада.
Мы остались с тобою вдвоём
И до полночи так прикипели,
Что закончились виски и ром,
А мы сами плясали и пели.
Кажется, был с леса поздно так вой.
Кажется, в сердце он мне постучался.
Но твой голос сказал уйти вон,
И лес долго ещё не являлся.
Шли недели, месяцы, годы.
Свой секрет я сгноил под цветущими нашими.
Мы – пара в театре, что диктует всем моду.
То любовь! А не бег между шашнями.
Так я думал и так свято верил,
Что меня ты тогда обожгла!
Когда под луной мир второй облик встретил,
Волком я стал метаться. Ну а ты… лишь ушла.
Я боялся, я злился. Я рвался на части.
Держался – и нет. Замирал, да и гнался.
Я орал. Или выл. Чёрт-те что с моей пастью!
Осознав – тебя нет, я в шкафу
к твоим платьям всё жался.
Ты боялась того, кто ни разу не бросил.
Твоя мама сказала: «А я говорила».
Отец – за ружьё. Родня: «Просим, просим».
Конечно, подумал, что ты соврала.
Но на шабаше я тебя понял.
Моя милая, ты просто нечто!
Мне священник про вас что-то молвил,
Но это цветочки, что твой смех, танцы и место.
Я сбежал к нам домой, как побитая псина.
От кого? От милейшей жены с тесаком!
Я ваш круг обругал, ты обиделась сильно.
Глупо снились потом сны совсем ни о чём.
И за завтраком сразу вопрос:
Как сберечь, что осталось от «нас»?
Я-то ясно: под пули не суну