расхныкался.
Отстраниться от незнакомца мешала стеклянная дверь за спиной. Бородатый оградил ее от сошедшего вдруг с ума города и стал ее миром.
– Куда идти? Ты знаешь? – спросила Катя, схватив его за руку, которой он опирался об асфальт рядом с ней. Плач ребенка она проигнорировала. – Может, в метро? Там безопасно? Что происходит?
Он сжал ее руку крепко, и ее словно разрядом тока пронзило его нерастраченным еще пока хладнокровием.
– У метро как раз и стреляют. Там стояли кордоны, но они кажется, потеряли контроль над ситуацией. Я бы не стал рисковать.
– Они стреляют в людей? – скажи «нет», скажи «нет», мысленно попросила Катя, но он или не услышал, или не захотел врать.
– Давай потом об этом подумаем, – предложил он. – Во дворах недалеко, буквально за углом, есть школа. Там вода, туалет и еда. Если кто-то, кроме нас и захочет там укрыться, места хватит всем. Всем добрым людям. Добавил он, заметив ее вспыхнувший недоверием взгляд. Посмотрим, что будет дальше. Может, это закончится быстрее, чем мы думаем.
Но он не сказал, чем закончится, а Катя уже поверила, что у него на все есть ответ.
Не пытаясь высвободиться из его рук, она кивнула на ребенка.
– Возьмешь его?
– Твой?
Катя хмыкнула.
– Вот еще.
– А тебе бы пошло, – удивил ее бородатый.
– Как тебя зовут?
– Макс.
– Меня Катя. А его я не знаю, как – добавила она про ребенка.
– Это девочка, – подхватывая другой рукой замолчавшего, наконец, от страха, ребенка, сказал Макс.
Прежде чем уйти, Катя обернулась к стеклянной двери, из-за которой за ними наблюдали веснушчатый повар, дерзкая официантка и другие, кто успел заскочить внутрь до того, как забаррикадироваться. Она показал им средний палец и сплюнула.
– Да пошли вы!
***
Бегущих людей по пути им встречалось все меньше и меньше. Они мелькали мимо включенными дисплеями телефонов, излучая опасность потерявшей ориентиры толпы. Зато вокруг было много брошенных вещей, почему-то обуви, пластиковых бутылок, разломанных розовых очков, раздавленных гаджетов, на которые их маленькая группа то и дело натыкалась.
Крики не смолкали, хотя по городу намного раньше положенного включились уличные фонари. Откуда-то сверху продолжал бормотать уверенный голос, призывавший сохранять спокойствие, но никто не обращал на него внимания. Черные небеса напоминали крышку, которой захлопнули разом, точно в кастрюле вермишель, барахтавшийся и кипящий первобытным ужасом город. Ужас, который, стоило коснуться его, вдуматься в безнадежность ситуации, начал проникать и в Катю.
– Не останавливайся, продолжай идти, – приказал Макс, когда она замешкалась, высматривая среди сметенных в панике людей Костика. Но все казались такими одинаковыми. Среди тех, кто остался на площади она больше не могла различать ни мужчин, ни женщин. Они превратились в огромный только-только начатый неизвестным, но безусловно великим художником эскиз к какой-то грандиозной