следила за грядкой. Но моих детских сил, конечно, не хватало. Я каждый раз отчаянно рыдала, обнаружив морковку и редиску завядшей или вытоптанной. В какой-то момент мы сдались и прекратили садовые эксперименты.
Слева от нашего дома находилось футбольное поле. По периметру поля местами стояли скамейки, сетки с футбольных ворот давно содрали, но это никого не беспокоило. На речку с поля выходила купальня с мостками. Еще на поле стояла исполинского размера лазилка. В мире, наверное, не существовало ребенка, который влезал бы на нее сам, да и толщина железок из которых она состояла, не предполагала, что детские ручки смогут ее обхватить. Однако, это была единственная на весь поселок практически настоящая детская площадка.
Футбольное поле являлось центром Сосновской общественной жизни.
С утра на лазилку пытались вскарабкаться дети, тут же рядом паслись коровы. В купальне всегда слышались крики и визги, там мылись, купались, стирали белье, устраивали личную жизнь, рядом купали коров, лошадей, коз и собак. По футбольным воротам без сетки лупили мячами, на скамейках сидели парочки и компании. Ночью на берегу около купальни начинались костры, дискотеки из магнитофонов и драки.
Жизнь кипела, и пустело наше поле только в дождь.
Через дорогу от поля находилось сразу два любопытных здания. Одно – вытрезвитель. Некогда внушительное здание голубого цвета, но при мне уже в полу-разрушенном состоянии. Около него иногда появлялась, видимо, по инерции, ветхая милицейская машина. Мне не запомнилось, чтоб вытрезвителем пользовались по назначению, ни разу я ни видела, чтоб туда партиями завозили пьяных для исправления, (хотя в Сосновом их можно было грузить в машину практически оптом). Парадоксально было то, что пьяные и вообще всякие антисоциальные элементы сами тяготели именно к этому месту. Они массово тут напивались и купались в речке в одежде и без. Как будто насмехаясь над утратившим силу местом исправления порока. Ни один нормальный человек на пляже у вытрезвителя не купался, и мы тоже.
Напротив, на другом берегу речки, располагался лепрозорий.
Кто не в курсе, это место, где лечили больных проказой. Странно, что в маленьком поселке для больных проказой выделили отдельное здание. Остаётся предположить, что либо больных было очень много, либо, что Сосновое, по странному стечению обстоятельств, являлась районным центром по борьбе с этим заболеванием. На моей памяти лепрозорий выглядел, как и вытрезвитель, уже доживающим свой век. Красивое ярко-синее старинное деревянное здание с резными кружевными ставнями давно не красилось и существенно покосилось. За забором буйно рос неухоженный сад. И иногда я видела краем глаза старух-привидений, без носов, в платках и с клюками, выходящих из калитки. Меня завораживали их изуродованные лица, похожие на лики смерти с косой. Но они шли, всегда опустив головы, и мгновенно скрывались за калиткой. Мимо лепрозория мы ходили каждый день в наш вечерний поход за молоком из-под коровы. Увидеть, пусть даже мельком, старуху