никто не обижался. Просто я оказалась такой дикой, что не подружилась с Полиной.
Бабушкины подруги были единственной бабушкиной отрадой. Только они ее понимали, поддерживали и помогали ей выжить после смерти мужей, когда она, помимо своей воли, попала в услужение к великовозрастным детям.
Глядя на то, как бабушка дружит с ними, мне тоже смутно хотелось иметь кого-то задушевного, кто стал бы и моим утешением. В том, что жизнь тяжела и безрадостна, я ни секунды не сомневалась, поэтому, без друга и мне было никак не обойтись.
Сосновое
Моя жизнь в детстве делилась на две части. Зимне-демисезонная городская проходила на проспекте Третьего Интернационала (переименованного вскоре в проспект Суслова, снова в проспект Третьего Интернационала и, наконец, в Удачный проспект ) и летняя – загородная – в поселке Сосновое.
В Сосновом бабушка уже почти сорок лет работала бухгалтером в пионерском лагере «Ласточка». И каждое лето она вывозила нас в Сосновое, потому что дачу мои родители, в силу своей бесхозяйственности, так и не завели, а больному ребенку требовался свежий воздух.
Сосновский мир был огромным, особенно после нашего тесного и понятного городского мира. Тут за три месяца я проживала отдельную большую жизнь и потом только удивлялась, как эта жизнь умещалась в маленькую синюю мыльницу, куда я складывала засушенные летние воспоминания: домик улитки, хитин от кокона бабочки, пихтовую веточку с зеленой шишкой.
Итак, мы едем!
Наши сборы напоминают по масштабу эмиграцию. Берется с собой фактически все, нажитое непосильным трудом. Вся одежда полностью, включая зимнюю, ее, конечно, не так много, но с учетом четырех человек и четырех времен года, все-таки набирается прилично. Также упаковывается стратегический запас посуды, игрушек, лекарств, горшок и стул для кормления, одеяла, подушки. Маленькие старые чемоданы не справляются, на помощь приходят мешки, авоськи, тюки, их начинают, плюнув на приличия, перевязывать всевозможными веревками, состыкованными в разных местах узлами и поясами от платьев. Выглядит наш багаж устрашающе. Часть его мы отправляем в грузовике, который бабушке по дружбе выделяет лагерь, а часть берём с собой на поезд. Обе части одинаково внушительны.
Уезжаем мы каждый раз как навсегда. Присаживаемся перед дорогой, осматриваем готовящийся осиротеть дом, вдыхаем пыльный душный уже летний запах квартиры. С грустью закрываем двери, на 6 замков в общей сложности, по три на каждой двери, сдаём квартиру на сигнализацию и, наконец, выходим. Лестничная клетка не вмещает все тюки, да и лифт не готов принять их за один раз, и мы делаем пять-шесть заходов. Тут стоит еще одна задача, отъезд надо провести незаметно для соседей, дабы не навлечь грабителей и, естественно, сглаз. На опустевшую квартиру – масса желающих. Можно по приезду обнаружить не только следы разграбления, но и новых жильцов. А как выехать не заметно, если во время любого совместного дела у нас всегда разгорается скандал, а во время дела глобального, каким являлся сбор вещей, скандал, естественно, тоже разгорается вселенского масштаба. В квартире –