машин за окном, – но дневник в её руках казался пришельцем из иной эпохи, звавшим её к себе.
Она положила его на колени, пальцы замерли на обложке, и тишину рассёк голос – хриплый, тёплый, полный веры, согревавший её даже теперь, когда деда не было рядом:
– Дневники – это ключи к прошлому, Мишель, – говорил он, сидя у камина в их старом доме, седые волосы падали на лоб, глаза сияли, пока он учил её читать руны. – Они хранят больше, чем видишь.
– А что они хранят, дед? – спрашивала она, голос её звенел любопытством, пока она сидела у его ног, глядя на руки, водившие по строчкам.
– Души, истории, магию, – отвечал он, улыбаясь, но в голосе его тлела тревога. – Они ждут тех, кто готов их услышать.
Мишель сжала дневник, тепло его углубилось, она открыла первую страницу, пальцы дрогнули, касаясь бумаги, пахнущей пылью и временем. Свет лампы упал на текст, буквы вспыхнули золотом, мягко, но властно, пробуждаясь от долгого сна. Она вгляделась в строки, и перед глазами возникла картина – Чжихо, мантия его колыхалась в тенях, чёрных и густых, подобных дыму, душившему воздух. Он пел, голос его разрывал их, вызывал бурю, гудевшую в её ушах, и тени кричали, отступая, но не сдаваясь. Сердце её сжалось, слёзы обожгли глаза, она шепнула в тишину:
– Дед знал.
Голос её был слабым, почти утонул в комнате, но внутри он гремел, требуя ответа от прошлого, ожившего перед ней.
– Ты знал про него, да? – шепнула она снова, обращаясь к деду, чей голос звучал в памяти. – Ты говорил про магию, про ключи… Это Чжихо, верно? Почему ты не рассказал мне больше?
Слёзы, горячие и солёные, скатились по щекам, оставляя влажные следы, она смахнула их рукавом, но тепло дневника стало опорой, связью с увиденным. Мелодия в её голове усилилась, наполнила комнату невидимым ветром, шептавшим о прошлом. Перо в кармане джинсов запульсировало, его ритм отозвался в руке, став нитью, соединявшей её с Чжихо, с Кайденом, с эпохой, тянувшейся к ней через века.
– Ты хотел, чтобы я нашла его? – спросила она тихо, голос дрожал, но в нём крепла твёрдость. – Это твоё наследие, дед? Ты оставил мне это, чтобы я поняла?
Тишина молчала, но тепло пера стало её путеводной звездой в этой ночи, скрывавшей больше, чем глаза могли разглядеть. Она сжала дневник, сердце кольнуло от предчувствия связи времён, слёзы текли, смешиваясь с теплом, шептавшим о Чжихо, о тенях, о магии, пробуждавшейся в её руках.
Тишина в квартире Мишель была глубокой, почти живой, лунный свет пробивался сквозь занавески, отбрасывая серебряные полосы на стены, где тени дрожали, отражая её тревогу. Она сидела на диване, поджав ноги, дневник лежал на кофейном столике, кожаная обложка казалась тёплой в этом холодном сиянии. Пальцы, дрожавшие от усталости и предчувствия, коснулись страницы, бумага зашуршала под ладонью, сухая и хрупкая, храня дыхание веков. Она листала его медленно, дыхание её учащалось, мелодия – тоскливая, глубокая, звучавшая с первой ночи, – окрепла, шептала тайну, затаённую в этих строках.
Конец ознакомительного