Думала, что никто не заметит? – Маммон нагнулся ближе, и в его глазах пылала смесь гнева и разочарования. – Теперь, смотри, где ты оказалась.
Её дыхание было тяжёлым, и она крепко зажмурилась, стараясь не встречаться с его взглядом. Паркет под её щекой холодил кожу, а верёвки впивались в запястья, напоминая, насколько она беспомощна. Он внезапно перестал говорить, и в комнате повисла зловещая тишина. Его тяжелые шаги эхом раздавались по паркету, как предупреждение о надвигающейся угрозе. Он подошел ближе, и она почувствовала его присутствие даже с закрытыми глазами – холодный, как тень надвигающейся беды.
– Ты даже не представляешь, что тебя ждёт, – его голос был низким и угрожающим, почти шепот, но от этого звучал ещё страшнее.
Он подошёл ближе, его копыта гулко стучали по паркету. Наклонившись, он протянул руку, будто чтобы коснуться её, но остановился на полпути, словно смакуя саму мысль о том, что она теперь полностью в его власти.
Он опустился на одно колено, наклонившись так близко, что она почувствовала его дыхание у своего уха. Маммон прищурился, оглядывая её лежащее на полу тело с выражением, в котором жадность смешивалась с презрением. Его взгляд скользил по ней, словно оценивая что-то, что ему принадлежит.
«– Ты даже не понимаешь, как дорого стоили твои ошибки», – произнёс он, и его голос дрожал не от гнева, а от жадного удовлетворения. – Теперь ты – моя расплата.
– Знаешь, что самое прекрасное? – сказал он с ядовитой усмешкой, его глаза блестели хищным блеском. – Всё, что ты могла дать, теперь принадлежит мне. Даже твой страх.
Она попыталась отодвинуться, но верёвки только сильнее впились в кожу. Он улыбнулся, наслаждаясь её беспомощностью.
– Ты думала, что сможешь охмурить? Избежать последствий? – продолжал он, его голос стал чуть мягче, но от этого ещё страшнее. – Нет, нет. Ты должна заплатить. И я не упущу ни малейшей возможности взять всё, что могу.
Он медленно поднялся, глядя на неё сверху вниз, как на бесполезную вещь, которую он всё равно заставит работать на себя. Его жадность ощущалась в каждом движении, в каждом слове, превращая её страх в бесконечное ощущение утраты и бессилия.
Бросив взгляд на Настю, а затем на дверь, Маммон спокойно позвал слуг.
– Дети мои, – произнёс он с холодной усмешкой, – эта еда для вас. Вы так голодны.
Они появились пугающе быстро и бесшумно. Настя посмотрела на них, и кровь застыла у неё в жилах. Их глаза сверкали звериной жаждой, в которой читался не голод, а необузданная алчность. Пасти слуг, из которых тянулись капли густой слюны, казались неестественно широкими
Настя застыла, не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Её дыхание стало прерывистым и громким, как будто сама комната начала сжиматься вокруг неё. Она пыталась найти хоть малейшую лазейку для спасения, но их хищные взгляды приковывали её к месту.
Её страх становился всё более осязаемым, как будто он был ещё одним существом, крадущимся к ней из темноты.
Маммон