редко задерживались рядом, потому что он отказывался верить, что они: а) знают больше, чем он, и б) желают ему добра.
Единственным исключением был Бак Ли. Он же был единственным человеком, которому Уэллс доверял. Но оказалось, что дружба Бака держалась исключительно на его победах.
После этого Уэллс поклялся, что больше никогда и никому не поверит.
Он и не собирался.
А сейчас, впервые за долгое время, вновь захотел поддаться искушению.
Во многих смыслах этого слова.
Глава 10
Вечеринка Открытого чемпионата Техаса стала для Джозефины аналогом закулисья «Грэмми». Здесь собрались сливки гольфа: спортсмены, которых она видела только по телевизору или со стороны, вдруг оказались на расстоянии вытянутой руки, расхаживая в окружении пафосных светильников и белых пышных пионов в вазах. Хотя, стоит признать, никто здесь не мог сравниться с Уэллсом Уитакером, ее вечно недовольным спутником, но ему это знать было не нужно.
Она была его кедди и не могла больше фанатеть открыто. Это было бы непрофессионально.
Но пять лет безумия было сложно забыть, поэтому в качестве небольшого знака уважения она посвятила ему педикюр, решив, что босой он ее все равно не увидит.
Ну… по крайней мере, во второй раз.
Уж она постарается.
Возможность поработать кедди в таком крупном турнире выпадала раз в жизни, и она не собиралась упускать ее, постоянно… думая об Уэллсе. О мелочах, которые она никогда бы не заметила, не пообщайся с ним ближе. Например, как трепетно он относится к бывшему наставнику. Как только речь заходила о Баке Ли, Уэллс машинально опускал взгляд. Еще она заметила, что Уэллс иногда бывал джентльменом: привел ее на вечеринку, предложил работу мечты, проверил холодильник на наличие сока… но при этом уравновешивал свою доброту бесконечным ворчанием и жалобами.
Джозефину вырвал из мыслей Уэллс, который взял с подноса проходящего официанта бокал шампанского и протянул ей, а затем грубовато бросил официанту принести ему безалкогольного пива. Вскинул бровь, как бы показывая, что ждет комментариев Джозефины, но та лишь ответила ему прямым взглядом.
– Спасибо, – сказала она, поставив фужер на соседний столик, – но я сегодня пас. Поверь, ты не захочешь потом вылавливать меня на танцполе.
– О, – сказал он, кашлянув. – Даже не знаю.
– Серьезно. Зрелище то еще.
– Как твой работодатель, я должен понимать, с чем мне предстоит столкнуться.
При слове «работодатель» они молча переглянулись. Сейчас их разговор не походил на общение начальника и подчиненного, но завтра утром на поле все могло измениться. Джозефина вздохнула.
– Я готова танцевать только под одну конкретную группу. Но как ее услышу – все, пойду вразнос.
Уэллс практически рассмеялся – впервые за все время, что она его знала.
– Ты же понимаешь, что я спрошу о группе?
– А я говорила: хочешь меня дразнить, будь добр приложить усилия.
– Дай угадаю: какие-нибудь «Спайс Гёрлз»?
– Холодно.
– Тимберлейк.
– Еще