симпатичной стала откровенно потрясающей. Но это мало что значило, ведь сегодня они расставались навсегда.
– Ты назвал меня по имени. Впервые!
Он прекрасно знал это. Специально не называл никак, кроме ею же выбранного прозвища, чтобы не пересекать черту. Между ними ничего не было. Они просто спортсмен и его фанатка, и с этим нужно было заканчивать. Раз и навсегда. Разорвать последнюю ниточку, удерживающую его в гольфе, и доживать свою несчастную жизнь. И все это – в двадцать девять.
Пошел этот спорт к черту.
И она тоже – за то, что не позволяла ему сдаться.
Просто смешно, учитывая, что за все пять лет соревнований Уэллс впервые обратился к ней по имени.
– А как же конкурс? – спросила она, складывая плакат и прижимая его к груди. – «Обед и тренировка с Уэллсом Уитакером». Я выиграла.
Он махнул рукой в сторону деревьев.
– Уж если кому и проводить тренировку, то явно не мне.
Она посмотрела на фейрвей долгим взглядом. Затем сказала:
– Я сама тренер. Давай я проведу.
Уэллс ошарашенно посмотрел на нее.
– Чего?
– Говорю, давай я проведу. – Она поморщилась: видимо, только сейчас осознала, насколько самонадеянно это прозвучало. – Моя семья держит магазинчик товаров для гольфа неподалеку отсюда, так что я прекрасно в нем разбираюсь. У меня даже первые детские ботиночки были с шипами. – Она сняла кепку… и ее глаза стали еще больше. От них сложно было оторваться. Он не знал почему, но ему совсем не хотелось подводить эту верную девушку. – Ты разлюбил гольф. Давай я помогу тебе полюбить его снова. Я это имела в виду, когда предлагала провести тренировку…
– Джозефина, послушай. Не хочу я его любить. Я продал этой игре душу, а взамен не получил ничего.
Она ахнула.
– А как же три титула?
– Ты не понимаешь. Титулы мало что значат, когда не можешь их отвоевать. – Он закрыл глаза, чтобы прочувствовать эти слова всем сердцем. Впервые он произнес их вслух. – Если ты правда хочешь помочь, то просто уйди. Найди себе другого гольфиста и домогайся его, ладно?
Его единственная поклонница явно старалась сохранять невозмутимость, но было видно, что он задел ее. «Правильно. Нужно с этим покончить». Даже если при мысли о том, что она болеет за кого-то другого, хотелось всадить себе клюшку в живот.
Пришлось прикусить язык, чтобы не извиниться.
– Просто у тебя плохой день. Отдохни, а завтра вернешься. – Она рассмеялась так, будто никак не могла поверить. – Нельзя же так просто бросить гольф.
Он хохотнул, развернулся и пошел к своей сумке. Кедди уже куда-то пропал.
– Это гольф меня бросил. Иди домой, Белль.
Между клюшками торчала записка. Нахмурившись, он выдернул ее двумя пальцами и обнаружил заявление об увольнении от своего кедди. Если, конечно, можно было назвать заявлением записку на салфетке. Но вместо злости Уэллс ощутил лишь облегчение.
Самое время.
Не придется увольнять придурка самому.
– Уэллс, погоди.
Напрягшись,