того, что я узнал и мог почувствовать при встрече: Ю. Андреев принадлежит к послевоенному послесталинскому поколению – к тем, у кого Сталин не вызывал ностальгических воспоминаний, кого стали называть «молодыми шестидесятниками». Комсомол, думаю, не был для него скучной назойливой организацией. Он оказался среди тех, для кого комсомол стал школой, в которой ученики проходили курс вхождения в систему – получать от партийных организаций поручения и выполнять их, «жить в коллективе» и разделять с ним ответственность, входить в составы комсомольских бюро и разных штабов – комсомольских патрулей и летних стройотрядов. Занимался популярной среди молодых людей борьбой самбо. В этой среде был высок авторитет комсомольской молодежи 1930-х годов: романтической, стойкой, антимещанской.
Он – один из миллионов молодых людей, которые могли бы поддержать крутые перемены в годы хрущевского утопизма. Им нужно было отпустить вожжи, а не растрачивать свой романтизм и энергию на мелочевку комсомольских дел и партийных поручений. Хрущев попробовал административно взнуздать секретарей обкомов, которые его и предали, а мог бы рискнуть – поставить на тогдашнюю профессиональную интеллигенцию, честолюбивую молодежь, которая на рубеже 1950–1960-х была насквозь советской. Ее зачисляли в номенклатуру, но лишь круто обкатав на поворотах и ступеньках карьеры.
Политический инстинкт Горбачева через два десятилетия подсказал, кто будет служить опорой его «перестройки», но застойная геронтократия уже успела дискредитировать советскую власть по всем критериям. В стране, казалось, нет более важных забот, чем юбилейные. В Союзе писателей средний возраст членов приблизился к семидесяти (!) годам. Режим угробил молодой идеализм целого поколения. Вперед вышел народ мелкий, из породы «амбарных котов».
Этим объясняется и серьезный интерес Андреева к литературе 1920-х годов, к бардовской песне, насыщенной протестными мотивами и демократической по духу. В своем конструктивном ядре шестидесятник – человек, ценящий искренние и простые чувства, товарищество. Несмотря на профессорский статус и идеологическую направленность деятельности, он был прост, даже несколько примитивен – тоже от шестидесятничества, для которого все умозрительные постройки были от лукавого. Андреев в мир литературы и культуры углубился не более чем в спорт, от спортивной физиологии перешел к органическим способам питания и образу жизни. В 1980-е годы он – практикующий экстрасенс (в некотором роде сверхшестидесятник). Как о шестидесятнике, о нем нужно судить не только по достигнутому служебному положению, но и по тем возможностям, которые в нем были заложены и остались подавленными.
В поступках Юрия Андреева бросалась в глаза двойственность: смелые порывы – и следование правилам игры. Он был искренен и когда писал хвалебные строки о книге Е. Эткинда, и когда упрекал автора в идеологической ущербности. У меня нет сомнений в том, что Клуб самодеятельной песни привлекал его свободным духом, но он, как