идеологии социал-демократии. Мама Энгеля со временем выросла до парторга, а затем стала преподавать в медресе, и тот факт, что в мусульманском учебном заведении преподает бывшая активистка, борец с «опиумом для народа», является государственной тайной, которую я не имею права Вам разглашать. Папа ушёл в КГБ, а выйдя на пенсию, организовал один из первых ЧОПов в стране, а дядюшка при новой власти из упраздненного за ненадобностью ОБХСС (так как чиновники в современной России, сдав партбилет, становились кристально честными) пересел в кресло начальника Налогового управления, чтобы делать «ай-яй» миллиардерам. На хороших харчах из госпайка и заграничных тренажерах Энгель вырос в высокого, крепкого парня (но в здоровом теле здоровый дух бывает редко) и, минуя армию, был определён сначала в школу МВД, а затем окончил юридический институт, причём узнал об этом случайно, когда в один прекрасный июньский день услышал от мамы просьбу заехать по такому-то адресу, чтобы забрать диплом. По указанному адресу располагался юридический институт.
У татар с нефтью давняя дружба, связана она отчасти с тем, что территориально Татарстан целиком находится на крупнейшем в России месторождении с названием Ромашкинское; добыча там в промышленном масштабе началась в далёком, 1947 году, сразу после войны. Естественно, туда шли работать местные жители, и на этой почве выросли целые нефтяные диаспоры, где деды, отцы и сыновья работали и продолжают работать в этой отрасли. В дальнейшем, с продвижением добычи нефти на Север, они переселялись следом, обосновываясь на новых местах. Так что ничего удивительного, что в руководстве нефтянки много татар, многие из которых доросли до уровня московских офисов. Поэтому жену Энгелю искать долго не пришлось, она оказалась любимой дочуркой одного из топливных менеджеров Лукойла. Закономерно, что после выхода в неполных сорок лет полковника МВД Энгеля Ленаровича на пенсию он отправился трудиться в Лукойл. После пяти-шести историй о том, как было замечательно общаться с потерявшими документы пассажирками, пока в отделении вокзала линейной милиции не повесили камеры, Реваль понял, что пить этому человеку в обществе не следует, а ещё лучше – не пить вовсе. Уже на второй бутылке Реваля начало беспокоить поведение и внешний вид его визави; полковник на глазах становился невменяемым. Единственный сын, привыкший с детских лет к потаканиям, никогда ни в чём не получавший отказа, давно перестал считаться с чьим-либо мнением, кроме своего, и не уважал собеседников. Он уже понимал, кто сидит перед ним, и вернулся к привычным барским замашкам. В итоге, наслушавшись выкриков типа «подай зажигалку» и «принеси минералку», Реваль решил, что пора отправляться восвояси, пока при памяти, подобру-поздорову. Сославшись на то, что ему завтра в шесть утра на работу, Реваль встал из-за стола и направился к выходу, но тут Энгель Ленарович в бешенстве начал орать: «Куда собрался? Ещё полы здесь помоешь!» – и харкнул на пол, уже окончательно не