уда одним из первых пассажиров, поэтому умудрился сесть, пусть и в самом дальнем уголке старого грязного салона.
Но даже туда сейчас протиснулся грузный мужчина в камуфляже, зачем-то среди яркого солнечного дня направляя яркий светодиодный фонарик прямо в лица испуганным пассажирам.
– Попрошу всех предъявить документы! – надсаживаясь, громко кричал он по-русски, попутно небрежно отмахиваясь от женщин, которые составляли в нашем салоне явное большинство и которые его очевидно не интересовали.
– Тебе говорю, слышь, ты, жиденок! Документы давай показывай, шнель-шнель, хенде-хох! – сказал он мне, когда добрался до конца салона, нависнув сверху потным камуфляжным животом и буквально тыча холодным фонариком в мой нос.
Я сначала изумился и не поверил в услышанное своими ушами, а потом, когда поверил, вдруг завелся. Не знаю, почему, но меня взбесили его гнусные интонации, так явственно напоминавшие жуткие сюжеты из фильмов про Вторую мировую войну, некоторые из которых я смотрел целиком и даже пересматривал, хотя и не был большим поклонником подобной кинематографии. Родители смотрели, а мне, покуда маленький, деваться было некуда.
– Жиденок? Какой я тебе жиденок, ты, мразь, ты скотина нацистская! Убери от меня свои грязные фашистские руки, ты, фашист! – чужим голосом вдруг выкрикнул я свое внутреннее, сердитое, прямо в ненавистный камуфляжный живот и потом гордо отвернулся к мутному грязному окну, заодно показав всем присутствующим свой красивый римский профиль.
– Ой, посмотрите все на это жидовское говно, оно обиделось, – вроде как искренне удивился мужик на всю маршрутку и в мутном отражении стекла я увидел, как он странно дрогнул широкими плечами.
Я снова повернулся к нему, чтобы достойно парировать этот его словесный вздор, когда четкий, отлично поставленный удар опрокинул меня на грязный пол маршрутки.
Я не потерял сознание, но услышал звон в ушах, а потом жуткая, режущая боль разорвала меня снизу доверху. Как минимум потерян зуб, а, возможно, даже треснула челюсть.
– Документы достал быстро, морда твоя сраная, еврейская! – донеслось до меня откуда-то сверху и сквозь размытые, невнятно подрагивавшие ресницы я разглядел прямо возле своего лица дорогие армейские ботинки с логотипом Kampfstiefel.
«Модные прочные ботинки, гуманитарная помощь страдающему украинскому народу», вдруг явственно услышал я телевизионную цитату CNN или BBC в каком-то странном, горячечном бреду.
Снизу мужик в камуфляже показался мне огромным великаном и я осознал, что не должен сопротивляться. Но все-таки осмелился возразить, осторожно двигая челюстью:
– Не имеете права бить… Я свободный человек из свободной страны! Я из Израиля! Ваш президент Зеленский тоже еврей, он узнает об этом произволе сегодня же! Я блогер!
Мужик не ответил, а наклонился к самому полу, где я разлегся, и принялся непринужденно рыться в тесных карманах моей новенькой джинсовой куртки.
Он не сразу нашел мой израильский паспорт, но когда нашел, стало видно, как изменилось его лицо. Оно из алчного, красного и пятнистого стало скучным, серым и страдальческим.
– А хрена ты лысого со мной по-русски разговаривал, гнида?! – возмущенно заорал он.
Рассказывать ему, почему мои родители уехали из позднего СССР и зачем устроились потом жить именно в Израиле, мне показалось излишним. Как и объяснять, почему я научен русскому языку наряду с ивритом. Объяснять этому унылому питекантропу что-либо вообще казалось плохой идеей, поэтому я просто поднял правую руку и показал ему свой испачканный в грязи средний палец.
– Педик вонючий! Только время с тобой потерял! – укоризненно выкрикнул он в ответ, кидая мой паспорт на грязный пол со мною рядом.
Прошло несколько минут, пока этот мерзкий нацик и его соратники покидали маршрутку, и только потом она резко тронулась с места. В микроавтобусе осталось человек двадцать, но никто не возмущался очевидным произволом, все молчали и, похоже, размышляли о своем.
Мне даже никто не помог подняться с пола и я сделал это самостоятельно. Хорошо, хоть не заняли сиденье, пока я валялся на полу, вдруг дошло до меня.
Стало ясно, что только израильский паспорт может здесь, в Киеве, спасти мою жизнь и я бережно засунул синий паспорт во внутренний карман своей джинсовой куртки, буквально где-то рядом с сердцем.
Там же, рядом с сердцем, лежал мой недавно обновленный по случаю совершеннолетия русский паспорт, но теперь было очевидно, что здесь его никому показывать не следует. Во имя демократии, прав человека, а также во имя противостояния всеобщему глобальному потеплению климата.
– Эй, ухилянт! Вишнево! Твоя остановка! Вылазь да давай бегом до дома, пока тут чисто!
Водитель маршрутки, немолодой грузный мужчина, наполовину высунулся в салон из своего кресла, поторапливая меня, а потом еще радостно загоготал в конце своей короткой речи. Так ему все это было нестерпимо смешно.
Я подхватил свой рюкзак и осторожно пробрался к выходу.
– Не ударься головой, – заботливо