я от резкой боли в челюсти. Открыв глаза, я увидел перед собой дорогие армейские ботинки с логотипом Kampfstiefel. Носок ботинка больно тыкал меня в челюсть.
– Вставай, мразь, вставай, русский шпион! Попался, гнида!
Меня стали больно хлестать по щекам чем-то красным, пока я не осознал, что это мой новенький российский паспорт.
Господи, какой же я идиот, подумал я, вдруг осознав всю необычайную глубину своего идиотизма. Как можно было так тупо влипнуть, зачем я вообще взял с собой эту дурацкую красную книжицу, да зачем она вообще мне сдалась, черт бы побрал родителей, которые вдруг на старости лет озаботились подтверждением моего российского гражданства. «Побываешь когда-нибудь на родине, это полезно для самообразования и самоидентификации», – помнится, сказал мне папа. «Поешь в Москве в ресторанах, там очень вкусно и недорого, а девочки образованные и симпатичные», – сказала мне мама.
Меня снова пнули в многострадальную челюсть прочным натовским ботинком и от резкой боли я сразу сел прямо на грязную обочину, неловко прикрывая серыми от пыли руками лицо.
– Так ты, значит, русский жид! – сказал мне Семен, наклоняясь к самому лицу. Он не спрашивал, он это утверждал.
– Иной русский жид не виноват в том, что он русский жид, – неожиданно для самого себя пошутил я, и снова получил ботинком в челюсть.
– Начитанный! – потом влепил мне очередную оплеуху приятель Семена и, схватив за руку, выкрутил ее и приподнял, чтобы поставить меня на ноги.
От резкой боли теперь уже в плече я встал. Мне страшно захотелось немедленно прекратить весь этот балаган, но я совершенно не понимал, что тут можно сделать. Было четкое ощущение, что я нахожусь в кошмарном сне, и я почти поверил в это. За те двадцать дней, что я пробыл в Киеве, со мной не случалось ничего подобного. Напротив, люди вокруг всегда были вежливо и демократичны настроены. Я только и слышал от собеседников, как хорошо и позитивно они все заживут, когда отбросят москалей к историческим границам и истребуют с России репарации в полном объеме. Правда, все эти беседы проходили в центре Киева, в пресс-центрах дорогих отелей и апартаментов.
Вокруг нас на пыльной обочине собралась небольшая, разношерстная и жадная до зрелищ толпа из местных испуганных женщин.
– Шпиона поймали! – сказала одна, с нескромным любопытством разглядывая мое испачканное лицо в упор.
– Немытый какой, смотрите, какое грязное, лживое, отвратительное лицо! Сразу видно, русский! Какие же они все грязные, отвратительные уроды, точно, как в телевизоре показывают! – захихикала, мелко трясясь от возбуждения, старушка рядом.
– Та не, ты смотри не на лицо, ты смотри на нос. Видишь, какой длинный? Жиденок же, видно сразу, тут нам попался жиденок. На вилы такого надо, как в песне про батьку Бандеру поется, – растолковала другая женщина.
– Что можете пояснить за русский паспорт, гражданин? – спросил меня лейтенант таким равнодушным голосом, что стало ясно, что никакие пояснения мне уже не помогут.
Я уныло промолчал.
– Упаковываем, –