со слоганами на украинским языке. Самый большой и заметный висел над классной доской: «Одна страна, одна нация! Слава нации, смерть ворогам!».
– Скажите, вас, когда забирали, вам нос не измеряли? – вдруг спросил меня по-русски тревожным свистящим шепотом сосед, сидевший в одиночестве за партой справа в соседнем ряду.
Это был рослый мужчина средних лет, одетый в какой-то старомодный летний плащ, узкие брюки и высокие сапоги. Образ дополняла фетровая шляпа – это в такую-то жару. Больше всего он был похож на средневекового художника, какими они сами себя рисуют на автопортретах.
– Я Лев Моисеевич, художник, – все тем же шепотом представился он. – Я на Святогорской улице рисовал восход солнца, а они меня схватили со словами, что я зарисовываю последствия русской ракетной атаки. Сказали, что я русский шпион. Ну, а какой я русский шпион, я же еврей. Я, скорее, израильский шпион тогда получаюсь. А они мне говорят, что для них разницы нет. Представляете, какое невежество?
Я сочувственно кивнул и он снова продолжил:
– Так скажите – вам нос не измеряли? Линейкой? Там, на улице, среди них был какой-то странный человек, они его называли – профессор. Он был с линейкой. Вы ведь тоже еврей, верно?
Я кивнул еще раз и объяснил:
– Мне они ничего не измеряли, мне сразу по морде дали. А потом сюда.
– А за что по морде?
– За то, что я русский шпион. Ну, как и вы.
Он вдруг нахмурился, дернул головой так, что с нее едва не слетела шляпа, отодвинулся от меня как можно дальше, на самый краешек свой парты и затих там, по-прежнему нервно дергаясь и поглядывая на дверь.
Я тоже отвернулся от него и стал смотреть в окно. Солнечный июльский день был в самом разгаре, но никаких звуков с улицы не доносилось.
В голове светлым зайчиком пробежала странная мысль, что про все это я уже где-то читал или даже видел. Про линейку и нос – так абсолютно точно. В какой-то пьесе.
Я некоторое время смотрел на насупленного художника, потом на его нервно дергающий длинный нос, а потом вдруг вспомнил: Arthur Miller, «Incident at Vichy». Нам задавали это читать на внеклассном чтении в старшей школе в Нетании и я даже потом писал сочинение на эту пьесу, получив за него всего лишь «удовлетворительно», потому что пьеса показалась мне скучной и абсолютно несовременной – какое-то унылое фэнтези из прошлого века, не имеющее никакого отношения ни к современной ситуации, ни к будущей.
Потом мне вдруг показалось забавным, что я сейчас нахожусь в поселении Вишневое, в пяти минутах езды от городской черты Киева, и здесь тоже по какой-то странной причуде судьбы кому-то будут измерять нос линейкой.
– Эй, ты. Эй, чувак. Ты кто?
В мою спину аккуратно, но требовательно ткнули чем-то вроде ручки или карандаша.
Я обернулся.
На меня с любопытством смотрела пара черных глаз, принадлежащих молодому, лет двадцати двух, смуглому парню в грязном замасленном рабочем комбинезоне, надетом поверх еще более грязной футболки.
– Ты кто? – шепотом спросил