самые дорогие его сердцу стихи были написаны именно на итальянском.
О Китае в те времена на Западе знали мало, а то, что знали, часто было искажено. Враждебная пропаганда шла полным ходом, и, возможно, я тоже попал бы под ее влияние, если бы не дружба с Армандом Су, которая с огромной любовью позволила мне увидеть его мир в совершенно ином свете.
Я сразу понял это, без малейших сомнений, ведь поэт жил в условиях абсолютно свободного экзистенциального выбора, в гармонии со всем миром, постоянно странствуя по бескрайнему Китаю, добираясь до самых отдаленных и почти недоступных уголков. Им двигало стремление докопаться до корней своей тысячелетней культуры, чтобы соединить ее с новой эпохой, с грандиозными социальными и политическими реалиями своей страны, и главное – найти точку соприкосновения с Западом. В этом Арманд Су стал беспрецедентным первопроходцем, и я осознал это уже в годы моей неискушенной юности. Меня сразу очаровала его личность.
Я начал собирать его письма, стихи, которые он писал на тончайших листах рисовой бумаги, фотографии, сделанные во время вдохновенных путешествий по самым затерянным регионам. В письмах мы делились подробностями своей жизни, привычками, мыслями, радостями и печалями, даже любовными переживаниями, обменивались семейными фотографиями. К тому времени мы с непосредственной теплотой уже называли друг друга братьями, будто знакомы всегда, словно наша дружба вызрела за долгие годы, проведенные вместе под одной крышей, с естественностью, которая казалась предопределенной кровными узами.
Уже в те ранние годы нашей дружбы Арманд обладал глубокими знаниями западной, особенно европейской, культуры. Он читал и размышлял над ключевыми произведениями классической и современной литературы на эсперанто[20] и многих других языках, которые изучал благодаря удивительному ассоциативному механизму, открывавшему его разум для любых познаний. Всецело поглощенный изучением и экспериментами над увлекательным и дерзновенным замыслом – слиянием двух самобытных культур, китайской и западной, в попытке преодолеть их разобщенность, – он, конечно, был далек от бурных процессов социальной и политической революции, охватившей Китай.
Наступили смутные годы Культурной революции, ураган, сотрясавший страну в 1960–1970-е. И Арманд сразу оказался в эпицентре этой бури. Искренний поэт был сметен вихрем, а с ним и многие другие «цветы». Незадолго до этого, работая над поэмой «Тан», он написал прекрасные строки, поражающие явным предчувствием:
Я спал весной, не замечая рассвета,
Птичьи трели звенели со всех сторон.
Ночью шел дождь и дул ветер,
Сколько цветов опало, никто знать не мог.
Радикальное безумие того, что десять лет спустя будет осуждено как «Банда четырех»[21], попытка узурпировать народную власть и насильственно подавить маоистское понимание «праведных противоречий», а также последовавшая за этим разрушительная волна анархии – все