продолжал он. – Я, ещё когда замысел вынашивал…
– Но я тоже могу так писать, вот в чём дело то! – внезапно перебил визитёр и помрачнел окончательно.
Шувалов, который в этот миг, вновь приложился к бутылке, поперхнулся и удивлённо уставился на смелого ивановца.
«Ой ли? Прямо таки как я!? Ну брат, у тебя и переходы! Предупреждать надо!» – сердито подумал корифей литературы.
Юноша молчал, не зная что сказать дальше. Между тем, Шувалов домучил коньяк, занюхал рукавом и, откашлявшись, промолвил:
– «Если можешь так писать, – это неплохо! Всенепременно – пиши! Дело хорошее! И выгодное. А сейчас, извини, мне пора – за работу. Буду писать – как я! Кстати, больше коньяка нет?
– Трубецкой, я. Это фамилия такая.
– Настоящая?
– Самая настоящая!
– Хорошая фамилия. Для начала литературной карьеры. Отец кто?
– Токарь он. Высокого класса. От Бога, можно сказать! – запальчиво ответил гость и вновь помрачнел.
– Токарь так токарь… Хоть кто – то токарь, а то одни писатели вокруг… И юристы с экономистами! Не кого на х… послать! Слушай, я к тебе прямо из – за письменного стола, на «Нобелевку» иду, пишу круглосуточно. Как, бишь, Тебя? Воронцов? Рад познакомиться!
И схватив гостя за вялую ладонь, Шувалов энергично и недвусмысленно потряс её, одновременно оттирая гостя к двери. – До свидания, коллега! Ты, давай, пиши, а я порадуюсь твоим успехам!
– Александр Мстиславович! Я чувствую, что Вы не верите в мой талант! Как же это всё банально… С одной стороны – живой классик, а тут… Мальчик бухой припёрся. Но ведь я явный талант! Я бы иначе и не приходил! Моё имя уже давно бы было Вам известно, гремело бы! Но мне приходится отвлекаться на всякую суету, на пустое! Я работаю, на фабрике, в горячем цехе. А вы хоть знаете, писатель, что такое – горячий цех!? – вдруг взвизгнул гость фальцетом. – Из труб сифонит раскалённый пар! И пар этот – влажный! Башка трещит, так – будто в стиральной машине побывала! И неизвестно почему в – вокруг пахнет ссаным! Мизерная надбавка за вредность… Вашей собаке такой надбавки на корм не хватит! А Вы… Получаете огромные гонорары… А много бы вы написали в горячем цехе!? – тараторил юноша.
– Не припадочный ли? – думал Шувалов, опасливо поглядывая на гостя.
– Не знаю, не знаю. Никогда в горячих цехах не писал… Эээ… Если не считать древней пьесы про сталеваров. Заходил тогда в цех разок. Действительно – душновато там. От меня то ты чего хочешь!?
Вот этот вопрос, Шувалов задал зря! Он был слишком конкретным. Молодой человек расценил его как сигнал к главной цели.
– Помогите мне, хоть сколь – нибудь значимо деньгами и я погружусь с головой в творчество! Я создам шедевр, я всё до копеечки верну. – вещал юноша, глядя на шуваловские тапочки. – Я напишу «Войну и мир» и «Сто лет одиночества» в одном флаконе! В отсутствии денег – корень моих творческих застоев!
Некоторое время Александр Шувалов с любопытством