не стала паковать вещи сама. Теперь жалею. Могла бы положить хоть что-то, что мне дорого. А так… у меня нет ни одной вещи из прошлой жизни. Тут все новое, с бирками и совсем не моего стиля. Никогда не любила холодную, чопорную классику.
– Умная, – тянет моя соседка. – Многие все равно не могут удержать любопытство. Но знаешь… у нас у всех заготовлен заранее один ответ. Думаю, и ты придумала похожий.
Отвлекаюсь от сортировки одежды и смотрю на Дебору с любопытством. Теперь мне, пожалуй, интересно.
– И какой?
– Мы тут, потому что наши родители, опекуны, родственники… нужное подставить не оценили нас. Мы им не нужны, от нас хотят избавиться, не любят, не ценят… и так далее. Все считают свои поступки несущественными. – Она хмыкает, а потом смотрит на меня в упор. – И только Джаспер с первого дня появления здесь говорил: «Я тут из-за одной хорошенькой белобрысой дряни… однажды она мне ответит за все…»
Замираю и сглатываю, чувствуя, как от лица отливает кровь. Дебора, кажется, наслаждается моим ступором. Она пристально вглядывается в мое лицо и ловит каждую эмоцию.
– Я не… – начинаю, понимая, что слова исчезли, а дыхание перехватило. Не знаю, что сказать и насколько уместно говорить, что я не сожалею, и не чувствую себя виноватой. Джаспер заслужил быть тут, в отличие от меня.
– Перестань! – отмахивается она с усмешкой, словно ее забавляет мой испуг и растерянности. – Мне все равно, что произошло между вами. Какая разница? Вы оба тут, и это интересно… – Она делает паузу и с заметным удовольствием добавляет. – Всем.
Молчу, потому что реально не знаю, что сказать, а она легко соскакивает с подоконника и спрашивает.
– Кофе будешь?
Такой резкий переход обескураживает, но я осторожно киваю, признавая, что острую тему лучше не развивать.
– Буду.
Пока Дебора колдует над туркой, которая подогревается над металлической нагревающей пластиной, заканчиваю разбирать свой чемодан.
Несмотря на то, что мои вещи теперь черные, серые и очень редко белые. Только эти цвета разрешены в Дарклэнде, но они хорошего качества, моих любимых брендов. Надо же, мама не стала проявлять мелочность.
Возможно потому, что все состояние нашей семьи досталось мне, а не ей? У нее только содержание и возможность до двадцати одного года контролировать мою жизнь. Если бы я была на три года старше, я бы не оказалась в этой гребанной дыре. А так выхода нет, и насколько я знаю, пребывание в Дарклэнде автоматически накладывает ограничения. Если мне осталось доучиться четыре года, через три я выйти не смогу. Если, конечно, мать не решит иначе. Это удобно, для родителей, которые не хотят, чтобы дети взрослели и обретали самостоятельность.
– С сахаром или без? – от мыслей отвлекает голос Деборы. По комнате уже плывет запах кофе, дурманящий ароматнтый. Мне его действительно не хватает.
– Без, – говорю я и переодеваюсь в шелковую пижаму. Мой любимый фасон, летящие брюки и свободная рубашка,