совета у Сидоренко, что можно сделать в такой ситуации.
Юрий Васильевич был очень озадачен. Его логика подсказывала, что Людмиле Николаевне нужно съезжать с этой квартиры. Но он прекрасно знал заработок бригадира пекарей, рассчитываемый в его бухгалтерии, и понимал, что в этом случае больше половины денег Людмилы Николаевны будут уходить в качестве платы за аренду, а ведь она будет платить ещё и за коммунальные услуги… и телефон… и чем-то надо кормить Павлика. Да и уступать Егору Александровичу казалось неправильным: ведь кто он такой? почему вот Юрий Васильевич не может себя так вести с Ниной Алексеевной, а он – может? Он порассуждал вслух, произнося варианты решения проблемы Людмилы Николаевны, которые казались очень убедительными, пока он их проговаривал, и которые сразу же становились сомнительными, когда она начинала о них думать.
Но думать ей о них сейчас не хотелось… она просто наслаждалась редкими часами покоя, вместо того чтобы анализировать рассуждения Юрия Васильевича. Что-то в них царапало её, но она старалась не замечать этого занозливого предмета. Сидоренко же произнёс ещё пару спокойных умных фраз, где окончательно решались все проблемы одиноких разведенных матерей, которым полагались алименты… Он выстроил логичный и оформленный нормативными актами мир, где Петрищеву защищали суд и милиция, и где он выступал путеводителем в правовом государстве… хотя и не защищая Людмилу Николаевну, но – тем не менее! – решая её проблемы…
За окном в тёплом воздухе цвели яблони. Они часто цветут на девятое мая.
Егор Александрович в этот раз устроился очень хорошо. Он сопровождал цистерны с осетинским спиртом, поступавшие на местный ликёро-водочный завод. На цистернах была страшная надпись "Метанол-яд!", они были оранжевого цвета и, конечно, перевозили топливо для местной базы гоночных катеров и материалы для местного завода пластических масс. И содержимое каждой третьей цистерны действительно соответствовало надписи на борту. Бывало, что Петрищеву и самому приходилось рулить, бывало, что он ехал рядом с одним из шофёров, посверкивая золотым зубом, выглядывающим из недоброй улыбки… Жизнь стала налаживаться. Как-то он даже дал "на мелкие расходы" Людмиле Николаевне две её месячные заработные платы, после того как она и Павлик съездили с ним пообедать в местный семейный ресторан для солидных… и свозил их на водные гонки. Предварительно они зашли в магазин детской одежды, и Егор Александрович одел и обул Павлика во всё новое. Людмила Николаевна была потрясена до глубины души: это случилось впервые за всё их совместное, вблизи друг друга существование. Но Егор Александрович Петрищев вовсе не был жадным человеком. Просто ему вечно не хватало денег.
Семейные отношения Петрищевых не возобновились. Стоило Егору Александровичу взять Людмилу Николаевну под руку, как всё её тело вытягивалось в струну, и она слегка прикусывала губу, чтобы не дёрнуться. И в их квартире снова стали появляться женщины, презрительно