ликующе, совсем не в его стиле. Два дня спустя, в Лондоне, мы встретились на репетиции и в тот раз начали с гаммы. Когда она шла вверх, спокойная, практически без вибрато, я почувствовал, как радость переполняет меня. Когда гамма остановилась на верхней ноте, я взглянул на моих новых коллег – налево и направо. Пирс слегка отвернулся. Это меня поразило. Пирс совсем не тот музыкант, который будет неслышно плакать от красоты гаммы. Я не мог себе представить тогда, что происходило в его голове. Может, снова играя гамму, он отпускал Алекса.
Сегодня мы проходим подряд пару квартетов Гайдна и один Брамса. Гайдновские – великолепны; они приносят нам радость. Там, где есть сложности, мы можем их понять и прийти к взаимному разумению. Мы любим Гайдна, и, играя его, мы любим друг друга. Совсем не то с Брамсом. Он всегда был тяжелым испытанием для нашего квартета.
Брамс мне не близок, Пирс его не выносит, Эллен его обожает, Билли его находит «глубоко интересным», что бы это ни значило. Нас попросили включить что-нибудь из Брамса в программу, которую мы будем играть в Эдинбурге, и Пирс принял неизбежное и выбрал Первый струнный квартет до минор.
Мы доблестно сыграли первую часть квартета, не останавливаясь.
– Хороший темп, – говорит Эллен неуверенно, глядя в ноты, чтобы не смотреть на нас.
– Мне показалось несколько напыщенно. Мы же не квартет Буша[9], – говорю я.
– Ты бы не выступал против Буша, – продолжает Эллен.
– А я и не выступаю. Но они – это они, а мы – это мы.
– Какое самомнение, – говорит Эллен.
– Ну, продолжим? Или почистим? – спрашиваю я.
– Почистим, – срывается Пирс. – Это же сплошное месиво.
– Главное – точность, – говорит Билли, будто сам себе. – Как с Шёнбергом.
Эллен вздыхает. Начинаем играть снова. Пирс нас останавливает. Он смотрит прямо на меня.
– Это ты, Майкл. Ни с того ни с сего ты вдруг очень экспрессивен. Не предполагается, что тебе особо есть что сказать.
– Ну, тут написано «с выражением».
– Где? – спрашивает Пирс, будто обращаясь к умственно отсталому ребенку. – Где именно?
– Пятнадцатый такт.
– У меня ничего такого нет.
– Тебе не повезло, – говорю я кратко.
Пирс смотрит ко мне в ноты, не веря своим глазам.
– Ребекка выходит замуж за Стюарта, – сообщает Эллен.
– Что-о-о? – спрашивает Пирс, резко переключившись. – Ты шутишь.
– Нет, это правда. Я это слышала от Салли. А Салли это слышала непосредственно от Ребеккиной мамы.
– Стюарт! – говорит Пирс. – О боги. Она будет рожать детей вообще без головного мозга…
Мы с Билли переглядываемся. Многие наши разговоры отрывисты, язвительны и часто совсем не по делу, что странно сочетается с точностью и выразительностью, к которым мы стремимся в игре. Эллен, например, обычно говорит первое, что ей приходит в голову. Иногда мысли опережают слова, иногда наоборот.
– Давайте