выйдешь и будешь выступать как обычно. Но увидишь вещи, которых раньше не замечал. Запоминай всё. И после выступления немедленно направляйся в Залы Смеха. Не общайся ни с кем. Ты понял?
Арлекин кивнул, его разум балансировал между кристальной ясностью и странным головокружением. Не просто эйфория – что-то большее. Словно новое измерение восприятия открывалось, снимая пелену с глаз.
– Я должен идти, – сказал он, оглядываясь на дверь.
– Еще одно, – Каспар понизил голос до минимума, и Арлекин читал слова больше по губам, чем слышал их: – Праздник – не то, чем кажется. Ничто не то, чем кажется.
Арлекин вышел из гримерной, чувствуя себя иначе. Что-то изменилось не только в его восприятии, но и внутри. Словно какая-то часть его – настоящего его – пробудилась после долгого сна.
Он поднимался по спиральной лестнице на сцену, временно установленную перед королевской платформой. С каждым шагом головокружение усиливалось, но вместе с ним росла и ясность. Он видел сквозь праздничные огни, сквозь маски, сквозь иллюзию безграничного веселья – видел истощение, скрытую боль, механические движения людей, чья радость была не более чем химической реакцией.
Сценический помощник, лицо которого скрывала маска из тысячи серебряных осколков, подал знак. Пять секунд. Четыре. Три.
Система королевского представления активировалась. Имя Арлекина возникло в воздухе, собранное из светящихся частиц над сценой. Аплодисменты – искренние или запрограммированные имплантами зрителей, он теперь не был уверен – взорвали воздух.
Два. Один.
Арлекин шагнул в свет прожекторов.
И увидел их – королевскую семью, сидящую на парящих тронах. Король Оберон, чье лицо, усиленное геронтологическими модификациями, выглядело не старше тридцати, хотя ему было за сто. Королева Титания с нечеловечески правильными чертами лица – следствие генетических улучшений. Принц Обсидиан, чьи глаза скрывались за черной маской, поглощавшей свет. И десяток придворных – герцоги, графы, главы великих гильдий.
Но благодаря странной, очищающей эйфории, он видел больше. Видел, что их глаза были ясными. Не затуманенными, как у простых людей на площади. Их движения – точными. Их внимание – острым.
Они были другими. Они видели мир таким, какой он есть. Пока все остальные жили в сладком тумане.
Арлекин заставил своё тело двигаться по заученной программе. Первый трюк – гравитационный прыжок, усиленный имплантами в ногах. Он взлетел на десять метров вверх, развернулся в воздухе, его костюм с ромбами вспыхнул тысячей цветов. Приземлился на кончики пальцев, балансируя на тонком канате, натянутом над сценой.
Публика ахнула. Король слегка улыбнулся.
Праздник продолжался, и Арлекин танцевал на грани между иллюзией и правдой, между тем, что видели все, и тем, что увидел он сам.
А где-то в глубине сознания пульсировала новая, опасная мысль: что если всё, во что он верил, было ложью? Что если сама радость, сам праздник – только способ контроля?
Он не знал ответов. Но впервые за долгие