великим. Тогда Лю меня и спросила, какого, мол, мы рода-племени.
Решил выяснить свое происхождение. Копал потихоньку, копал свою родословную и докопался до рюриковичей. Сидят они, эти рюриковичи, и говорят, говорят. И говор какой-то не рюрикочевский. Плюнул я и сказал Лю, что мы из великого рода Ченгизитов. Она обрадовалась.
Но всему хорошему приходит конец. Сильно похолодало, низкие лиловые тучи побежали над оврагом, и, наконец, пришла стужа. Бедная Лю, стиснув лепестки, изо всех сил прижималась ко мне, уверенная, что я не дам ей погибнуть.
Оказалось, что я бессилен. Вот передо мной всё, что от нее осталось – маленький мертвый стебелек, едва отличимый от земли. Я чуть не погиб от тоски, меня перестали заботить еда и питьё. Почти засох. Колючки сделались больше, а стебель и листья почернели. Люди и звери боялись подойти ко мне, но однажды передо мной оказался старичок. Ткнул меня палкой и говорит:
– Я живу среди человечества. А вы где?
– А я среди растений.
– Вот видите, вы неправильно живете. Ведь вы не растение?
– А я не знаю. Где это можно узнать? Вы не подскажете?
– Наверно, в полиции, напишите заявление.
– Какое заявление?
– С просьбой.
– Но мы, растения, никогда никого не просим.
– И вас никто не просит?
– Просят, но мы всё отдали, у нас больше нет.
Старичок пожал плечами и ушел.
Спасла меня шишка. Она всегда лежала подо мной, без зерен, открытая всем ветрам и невзгодам. Едва рассветало, она шумела «вжж вжж», и это значило, что она рада новому дню. Несколько раз она пыталась заговорить со мной, но я молчал. Тогда она разговаривала с ветром, травой, с прилетевшим неведомо откуда листом и при этом часто смеялась своим щербатым ртом.
Как-то я не выдержал и спросил:
– Чему ты, старая, смеешься?
– Просто смеюсь, – был ответ, – я живу здесь давно и знаю, что опять будет хорошо, и даже обязательно лучше прежнего. И твоя Лю снова поднимется из земли. – Шишка помолчала и добавила, – только ты не подходи к ней слишком близко. Она любит солнце, а ты – от тебя идет мороз.
– Что ты говоришь? – возмутился я. – Я так любил ее, дышал на нее, радовался ей, но пришла стужа, и она погибла.
– Ты ошибаешься, – ответила шишка, – не было никакой стужи. Стужа внутри тебя, а Лю тебе доверилась и поэтому погибла.
Опять я замолчал на много дней. Мне не хотелось беседовать с бестолковой шишкой, но однажды заметил, как откуда-то прилетел лепесток, опустился на мой лист, тут же сморщился и упал на землю. До меня дошло, что со мною что-то не так. Если бы знал это раньше, я бы вел себя по-другому. Что же делать? Я не хочу никого убивать. Я хочу снова видеть Лю.
Шишка посоветовала мне измениться и стать по-настоящему добрым. Долго я трудился, изгоняя все холодные мысли, привыкая улыбаться любому проблеску уже остывающего солнца. Теперь мне кажется, я стал по-настоящему нежным