смеха, а потом шагнул ко мне, нависнув над, как он считал, потерявшей волю к сопротивлению жертвой.
Вот только тут нечисть просчиталась. Мне только и нужно было, чтобы сеновик обрёл вместо эфемерной и неосязаемой вполне себе материальную форму. Дальше я действовал как робот и, ни секунды не колеблясь, чиркнул зажигалкой, поднесённой к выставленному вперёд импровизированному огнемёту. Жёлто-оранжевый сноп пламени полыхнул прямо в оскалившую клыки харю, впился в потёкшие красными слезами глаза. Ослеплённое чудовище вмиг оказалось охваченным пламенем. Как же оно ревело!
Вы слышали хоть раз, как оглушительно ревёт семенной бык на ферме? Вот, примерно так, только раз в десять громче. Я едва не оглох от вопля погибавшего на моих глазах существа, но теперь была моя очередь торжествовать.
Правда, как оказалось, тоже рановато. Сгорающая и уменьшающаяся в размерах тварь в последнем усилии приложила меня лапой, будто заправский боксёр, и я, словно пушинка, улетел в шиферный забор, сминая по пути малиновые кусты. Там я и отрубился, так и не успев оценить финал нашей эпической битвы.
В себя я пришёл утром, на своей постели. Возле меня суетилась и щебетала бабушка: она потрогала мой лоб, поменяла повязку на раненой щеке. Рану обработала чем-то жгучим, заставила выпить кружку тёплого компота и вышла из комнаты. Дед сидел в кресле напротив кровати и многозначительно пялился на меня.
– Ну что, навоевался с дьяволом, внук? – поинтересовался он с мрачноватой усмешкой, когда мы остались одни.
– Угу, – препираться не было смысла.
– Ремня бы тебе дать, да тебе и так досталось. Таня, после того как шум во дворе услышала, сразу из дома выскочила. Глядит, ты распластался у забора, а возле малины пламя полыхает. Осело быстро, правда, тушить не пришлось. Позвала соседку, затащили тебя в комнату. Хотела тебе скорую вызвать, да ты очнулся и сказал, что не надо. Потом, уже в доме, сказал, что спать будешь. Сотрясение мозга, наверное, щеку вон распорол. Заживёт, конечно, но шрам останется. Ну и врачу в городе покажись, – сказал Иван Никитович, почесывая подбородок. – И как тебе подобная дурь в голову-то втемяшилась, на сеновика в одиночку? Некоторые раньше пытались, только он им шанса не давал.
– Я сыграл на его гордыни, деда. Так он сдох? – я сел на кровати и чуть не рухнул обратно. Перед глазами всё плыло. Осторожно лёг обратно.
– Сгорел как спичка, круг на том месте выжег до земли, – подтвердил дед задумчиво. – Только ты помалкивай о том, что произошло. Это в прежние времена тебе героем бы ходить, а нынче загремишь в заведение, где людей в смирительные рубашки пеленают после таких откровений. Усёк?
– Усёк, – согласился я.
– Ну ладно, я пошел, дела у меня, – он поднялся и добавил уходя. – Про щёку отцу с матерью скажи, что с велосипеда упал.
С дедом я не спорил.
Провалявшись полдня в кровати, я почувствовал себя отлично и уже к вечеру отправился с деревенскими друзьями на рыбалку. Метка на руке