счастья.
– Конечно счастье, Победа и есть счастье… – прошептал сам себе Эркин.
Мехри опа вышла во двор и огляделась. Увидев сына, который шёл по выложенной камнями тропинке от туалета, она улыбнулась. Женщина очень гордилась сыном, а когда увидела его грудь, увешанную орденами и медалями, заплакала от счастья и радости, что вернулся он с войны живым, от гордости за сына, что не посрамил он честь земли своей и Родины.
Мехри опа прошла под навес и разожгла самовар, из дома вышел Шакир акя и молча пошёл навстречу сыну. Они прошли мимо друг друга, не умывшись, нельзя было ни говорить, ни здороваться, это считалось харамом (грехом). Эркин с обнажённым крепким торсом подошёл к умывальнику, он с удовольствием умылся по пояс, почистил зубы зубным порошком. Мыло экономили, достать его было непросто, да и зубной порошок был не высшего качества, а серого цвета. Так, на фронте, зачастую приходилось чистить зубы пустым пальцем, ополаскивая речной водой. Эркин с наслаждением понюхал порошок, затем, умывшись, взял из рук матери полотенце, которое она быстро вынесла из его комнаты, как только он подошёл к умывальнику.
– Ассалому аляйкум, ойижон! Как хорошо дома! – воскликнул Эркин, вытираясь.
Когда подошёл умываться Шакир акя, мать и сын отошли, но Мехри опа и мужу приготовила полотенце, которое вынесла вместе с полотенцем сына. Эркин стоял в стороне, в ожидании, когда отец умоется.
– Ассалому аляйкум, адажон! – поздоровался Эркин.
– Вам аляйкум ассалом, сынок! – ответил Шакир акя, ласково, с некой гордостью взглянув на сына.
– Как спалось на своей постели, Эркинжон? Пошли, на топчан присядем, – сказал Шакир акя и подойдя первым, сел на постеленную курпачу.
– Как в детстве, отец, спокойно и сладко, – сев напротив отца и смиренно глядя ему в глаза, ответил Эркин.
– Вот и хорошо. Ты заслужил это, сынок, я горжусь тобой! Вчера и своим друзьям по работе сказал, тебя много месяцев не было, они ведь почти каждый день спрашивали о тебе, вместе со мной были в тревоге, а вчера очень обрадовались. Может сегодня зайдёшь ко мне в мастерскую? Повидаешь моих друзей… они просили, чтобы гурьбой сюда не приходить, хотя я вчера их пригласил. Люди все взрослые, понимающие, что ты не с армии вернулся, а с войны и нам не до них. Ты зайди сегодня после института, хорошо? – ломая перед сыном вчерашнюю катламу и лепёшку, говорил Шакир акя.
– Как скажете, адажон, я зайду, как только освобожусь, – ответил Эркин, подвигая кусочки катламы и лепёшки отцу.
Проявление уважение к старшим, сквозило во всём, даже во взгляде детей и жены к мужу. Глава семьи это ценил и ласково улыбался и жене, и детям. Из дома вышла Гули и быстро пробежала до туалета по тропинке, выложенной крупными камнями. Эркин с Мумином сами когда-то натаскали камни, складывая на тележку, доставая их на пустыре за домами, где в нескольких метрах протекала речка. Там, ребятнёй, жаркими летними днями, они часто и купались.
Видимо, с вечера оставалось немного плова, Мехри