систему доступа, живущее в тебе глубоководное интуитивное чувство, оказывается, отвечает критериям вовлеченности в алгоритмы движущихся шестеренок бытия, и твоей биометрии тела уже присвоен «код доступа». Так просто открывающий млечный путь восприятию, пробивающемуся в новую реальность. И сразу все это снаружи становится второстепенным, не способным повелевать уже возвышенным чувством парящей левитации, преодолевающим детерминизм кричащего о себе мира. Только там, в синеве распахнувшихся далей, на мониторе космического путешествия сигналом тревоги всплывает один-единственный вопрос, отдающийся молниями в рациональных складках нейронов: «И как теперь с этим жить?».
Философский этюд
«Великое превосходство Рафаэля является следствием его способности глубоко чувствовать, которая у него как бы разбивает форму. Форма в его творениях – та, какой она должна быть и у нас, – только посредник для передачи идей, ощущений, разносторонней поэзии» («Неведомый шедевр» Оноре де Бальзак).
«Искусство пробуждает тайну, без которой мир не существовал бы» (Рене Магритт).
В глубине восприятия искусства человеческая природа в эмоциональном всплеске соединяет принципиально не соединяемое. Классическое искусство и его многовековое воздействие на человеческое восприятие пробуждающая в нем искру разгорающегося огня закрепляет эмоциональную эстетику озарения пробуждающего действия. Эмоциональная ясность понимания свидетельствования соединяющая мысленное и чувственное в человеческой природе. Сосредоточение мысли в чувственном сопровождении объединяет рациональное и эмпирическое. Восприятие идеи эмоциональным зарядом становится более глубокой и запоминающейся. Эстетическая эмоция приводит знание в чувства, образуя гармонию восприятия не в контексте причинно-следственной природы, а в сочетании силы и ее зеркальной тождественности сохранения ее образа в явлении. Искусство дарит осмысленное эмоциональное переживание в момент возникновения соединяющего образа смысла и силы. Так рождается символизм архетипов, пробуждающий в восприятии чувство скорби опустошения или величия полноты бытия наравне с пониманием жизни и смерти.
Тема глубины искусства в творчестве изобразительной текучести жизни просто необъятна в диапазонах света и тени. Векторное движение глагола по трассам следования логистических путей озаряется квантом пульсирующего действия, отделяющего из всепоглощающей светоносной силы, и порой обитает даже во владениях преобладающих теней, растворяя в сени забвения остаточные черты просторечной наивности. Зрелище оголяющейся реальности мира, неспешна со вкусом невинности как бы по собственному желанию в такт снимающей с себя наряды потенций бытия открывая голую правду порочной сути ничто: здесь черта там черта и больше нет и ни черта. Вот такая бесстрастная невозмутимость игнорирующая образы