лучи.
– Это то, что мы называем темпоральной картой, – объяснил Каэль. – Каждая светящаяся точка – входная дверь в определенный исторический момент. Мы реконструируем не только события, но и ощущения: запахи, текстуры, эмоциональный фон эпохи.
– А это? – Илай указал на пульсирующий красным портал позади.
– "Окно выхода". Оно будет следовать за вами в каждой симуляции, реагируя на ваше психоэмоциональное состояние. В случае критической перегрузки оно автоматически вернет вас в реальность.
Илая проводили к капсуле погружения – элегантному белому ложементу с нейроинтерфейсными портами. Техники закрепили датчики на его висках и запястьях.
– Последнее предупреждение, – Каэль наклонился к нему. – То, что вы испытаете, будет абсолютно реальным. Боль, страх, голод – все будет подлинным. Наша цель – понять, от чего мы отказались ради "идеальной жизни". Вы по-прежнему готовы?
Илай вспомнил свой сон, странного оборванца Саю, жетон с инициалами Лии и черно-белый снег. Что-то не складывалось в этой истории, но отступать было поздно.
– Готов, – кивнул он.
Капсула начала закрываться. Последнее, что увидел Илай – странный взгляд Каэля, в котором читалось что-то похожее на сожаление.
Темнота обволокла его. А затем раздался голос – тихий, мелодичный, болезненно знакомый. Голос Мнемозина, специального ИИ-компаньона для проекта REVENANT, пугающе похожий на голос Лии.
– Погружение в 3… 2… 1… Добро пожаловать в архив боли, Илай.
ГЛАВА 1: ГАЗОВЫЙ ТУМАН
– Джеймс! Джеймс, вставай, твоя смена!
Сознание Илая всплыло из темноты, как утопленник с речного дна – резко и мучительно. Первым пришел запах. Не просто неприятный – невообразимый, невозможный коктейль из ароматов, которых он никогда прежде не испытывал. Гниющая плоть, фекалии, немытые тела, кислая вонь пороха и сладковатый душок разлагающихся трупов. Желудок скрутило спазмом, но тошнота казалась далекой, принадлежащей не совсем ему.
– Джеймс! Черт тебя дери, Коллинз! Вставай или Уилсон тебя прикончит!
Он открыл глаза. Над ним нависало изможденное лицо с покрасневшими от недосыпа глазами и щетиной, больше похожей на грязь. Рядом колыхался свет от масляной лампы, создавая пляшущие тени на стенке земляного укрытия.
Окоп. Он в окопе. Западный фронт. Фландрия. 1915 год.
Илай попытался сесть и тут же содрогнулся от боли в пояснице. Не той стерилизованной боли, о которой знаешь из обучающих модулей, а настоящей – острой, вгрызающейся в тело, как голодное животное. Он прикусил губу, чтобы не застонать, и почувствовал привкус грязи и крови.
– Чего разлегся? – продолжал боец, тряся его за плечо. – Твоя вахта началась десять минут назад.
– Д-да, – голос, вышедший из горла, звучал иначе – более хриплый, с легким британским акцентом. – Уже иду, приятель.
Воспоминания накатывали волнами. Не только его собственные, но и чужие, принадлежащие носителю – рядовому Джеймсу Коллинзу, 19 лет, призван