ты не жри тогда, Питерс. Больше нам достанется.
Смех прокатился по траншее – не веселый, а надтреснутый, как у людей, которые смеются, потому что альтернатива слишком страшна.
Илай добрался до своего поста – небольшого выступа траншеи с узкой бойницей, через которую просматривалась нейтральная полоса. Он прислонил винтовку к земляной стене и осторожно выглянул наружу.
Луна, проглядывающая сквозь тучи, освещала призрачный пейзаж: изрытая снарядами земля, колючая проволока, обрывки чего-то, что когда-то было людьми. Черная земля, серое небо, и между ними – неподвижный кошмар Западного фронта.
«Поразительно примитивная война», – раздался голос в его голове, холодный и аналитический. – «Эти траншейные системы – одни из первых в истории такого масштаба. К 1918 году общая протяженность траншей составит около 40 000 километров».
Илай вздрогнул. Это был Мнемозин, ИИ-компаньон из проекта REVENANT.
– Они живут так месяцами, – прошептал Илай, стараясь не привлекать внимания соседних часовых. – В этой грязи, с крысами, среди трупов.
«Снабжение войск в траншеях осуществляется по ночам. Смертность от болезней почти равна боевым потерям. Туберкулез, пневмония, "окопная стопа" от постоянной сырости, когда конечности начинают гнить…»
– Хватит, – оборвал его Илай. – Я и так все это вижу.
Мнемозин замолчал, но Илай чувствовал его присутствие – холодное, наблюдающее. Он снова выглянул наружу и замер. На мгновение ему показалось, что где-то в небе мелькнуло что-то красное – крошечная пульсирующая точка, похожая на "Окно выхода", о котором говорил Каэль. Значит, он может прервать симуляцию в любой момент.
Но Илай не хотел уходить. Впервые за долгие годы он чувствовал себя… настоящим. Несмотря на боль, холод и страх, а может быть, именно благодаря им.
– Эй, Коллинз, – к нему подошел молодой парень, судя по виду, едва достигший призывного возраста. – Сигареты есть?
Илай машинально пошарил в карманах шинели и нашел помятую пачку.
– Держи, – сказал он, протягивая одну.
– Самые дерьмовые в мире, – усмехнулся парень, закуривая. – Но лучше, чем ничего. Я Томас Фостер, новенький. Нас два дня назад перевели из резерва.
– Джеймс Коллинз, – автоматически ответил Илай. – Тут уже больше трех месяцев.
– И как… это? – в голосе Фостера звучал плохо скрываемый страх. – Они говорили, мы проведем Рождество в Берлине. А сейчас уже весна, и мы все еще сидим в этой грязи.
Илай вспомнил пропагандистские плакаты, которые видел Джеймс перед призывом. Бравые солдаты, наступающие на бегущего врага. Чистые мундиры. Гордые девушки, провожающие героев. Никакой грязи, крыс и разлагающихся тел бывших товарищей, застрявших на колючей проволоке.
– Они всегда врут, – тихо сказал Илай. – И там, и… – он осекся, вовремя вспомнив, где и когда находится. – И тогда, и сейчас. Война никогда не бывает такой, как на картинках.
Фостер кивнул с неожиданным пониманием:
– Мой