его слов я понял, что ночью он запер капеллу и часами караулил «его» – по его словам, это был вампир, и не кто иной, как моя Рита.
Будь передо мной не старик, я бы вышвырнул его из комнаты, несмотря на всё его безумие. Это уже переходит все границы! Но пока я соображал, как его утихомирить, он вдруг вскочил и схватил меня за руку:
– Идём! «Он» наверняка у итальянца. Засосёт беднягу, если не поспешим!
Сопротивляться было бесполезно. Я неохотно последовал за ним. Мы поднялись на третий этаж, где находилась комната итальянского художника, и крадучись приблизились к двери. Старик приоткрыл её, и я замер, глядя на картину, которая предстала передо мной.
В комнате, залитой лунным светом, на груди художника полулежала Рита. Они словно слились в поцелуе. Моё дыхание перехватило. Я не мог двинуться с места.
Когда я, наконец, нашёл в себе силы крикнуть, Рита подняла голову. Её лицо обернулось ко мне в свете луны. Её глаза горели странным сладострастным блеском, а по губам струилась свежая кровь.
– Видишь?! – закричал доктор и кинулся вперёд с колом.
В этот момент порыв ветра резко распахнул окно, занавеска взвилась в воздухе и ударила старика, сбив его с ног. Я поспешил ему на помощь, но тут же осознал, что луна скрылась за облаком, погружая комнату в кромешную тьму.
Я с трудом нащупал свечу и зажёг её. Свет слабо осветил помещение. Риты больше не было. Никого не было. Старик, охая, поднимался с пола, а художник мирно спал на кровати.
Я был готов всё списать на галлюцинацию, пока старик не подошёл к художнику и, приподняв его за плечи, спокойно произнёс:
– Засосала.
Я шагнул ближе. Художник был мёртв. Его лицо побледнело, руки обвисли, как плети, а на вороте ночной рубашки виднелись следы свежей крови.
Господи, что же это? Как всё это понять? Неужели Рита… не мёртвая? Неужели она… вампир? Нет! Это старик с его сумасшедшими идеями затуманил мой разум. Но в то же время я знаю, что я здрав, разумен… Хотя разве не считают себя такими все сумасшедшие?
А дальше…
139 день
Я чувствую, как сомнения разрывают мой разум, не оставляя ни минуты покоя. Они сильнее любых мук ревности, терзают меня до предела. Я осознаю, что нахожусь на грани безумия – стоит ли доверять тому, что я вижу, или же всё это плод моего уставшего воображения?
141 день
На счастье, из Рима вернулся старый Петро. Я едва узнал его: похудевший, с усталым лицом, он выглядел ещё старше, чем прежде. Но в его глазах горела странная решимость, а голос звучал твёрдо.
– Господь помиловал меня, а святой отец благословил на борьбу с тьмой, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Я ничего больше не боюсь, мой господин. За вас я готов бороться с любой нечистью. Мы справимся, не унывайте.
Петро быстро освоился в замке. Он провёл день в деревне, чтобы узнать о последних событиях, а вечером за ужином рассказал мне о своём пребывании в монастыре.
– Там было спокойно, как в раю, – сказал он, и в его голосе слышалась грусть. – Я мог бы остаться там навсегда,