В нашем роду все почти долгожители, и ни по отцовой, ни по матерней линии не было онкологических больных, как и диабетиков, – все «нормальные сердечники». Оба дедушки, обе бабушки и все остальные, кого помню. Неужели я первый? Ну, может и так. Еще неизвестно, что это за опухоль. Может быть, все еще обойдется.
И в тысячный раз Саша припомнил свой самый счастливый день в жизни. Это было тогда, в далекие шестидесятые, когда мама с папой забирали его, еще дошкольника из детского лагеря. Саша был домашним мальчиком, и лагерь этот перенес тяжело. Хотя в нем все было хорошо устроено: и питание, и досуги, и занятия. Саша мало ел и был замкнут, но на родителей не обижался. Ему было шесть лет, он такого еще не умел. Мама посетила его посреди смены и сказала, что ждать осталось совсем немного, всего две недельки. А Саша не понимал, что это такое, и сосчитать эти дни не сумел бы. Но вот этот день настал. Папа с мамой приехали за ним на машине (тогда такая роскошь была еще им доступна). Они были сами дружны и радостны, а на маме было новое платье, и она словно светилась молодостью и красотой. А дома был прекрасный семейный ужин и главный подарок: радиола с первыми виниловыми пластинками. Среди пластинок были две детских со сказками, которые потом Саше заиграли чуть не до дыр. Но самое главное: он был дома, а мама с папой были радостными и счастливыми.
Так и запомнился этот день. Конечно, самый счастливый день жизни выбирает из памяти сам человек. Конечно, мы помним через всю жизнь не сами события, а свою реакцию на них, свою память о них, свое впечатление. Но все же именно это впечатление и важно. Не важны подробности того дня, которых Александр Дмитриевич не помнил, а важна память о том, что радость заполнила Сашу до конца, целиком и полностью, не оставляя ни малейшего уголка тревоге, беспокойству, обязательству, чувству долга, какому угодно еще хорошему или плохому чувству. Так радоваться можно только в детстве. Ни день крещения, ни день свадьбы не стали для Александра выражением такой радости, как и ни один другой день в его жизни. А этот тем и запомнился, что вспоминался постоянно, давая Саше незримые силы.
Мы едем домой, к маме и папе.
Каким-то новым, более глубоким смыслом наполнялись эти слова для Александра Дмитриевича теперь. Домой и к маме. Мама ждет. А Папа – еще больше. Он обязательно пришлет машину. И будет абсолютно радостно. И никаких чувств иных уже не потребуется. В радости растворится все.
Маскировочные сети
Александр Дмитриевич встал, с трудом потихоньку натянул одежду и пошел молиться, тихо, чтобы не будить жену. Раннее утро было лучшим временем для молитвы. А при нужде, если требовал организм, можно было еще прилечь на часок. А потом, после завтрака идти на свою новую работу.
Похоронив маму, Александр Дмитриевич дождался конца учебного года, выпустил свой последний класс (он работал учителем труда), и еще пока не увольняясь из школы, пошел в военкомат. Теперь оказалось, что по его военной специальности людей уже берут (а прежде не брали). Но медкомиссия его не пропустила. Обнаружилась эта самая опухоль, до