ровно за один день. Вот бы научиться точно также отращивать броню от пуль…
Остаток субботы провели по разным комнатам. На душе скребли кошки, начал осознавать все прелести былого одиночества. Некого было стыдиться, не перед кем виниться, задаваться вопросами, а вдруг скажу что не так?
У женской обиды тысяча личин, и каждая сквернее другой. Я трижды ловил себя на мысли, что так нельзя. Четырежды вставал с дивана, намереваясь подойти к двери, постучать, может, попросить прощения?
Гордость всякий раз умудрялась отыскать причину, почему не стоит этого делать.
Жаль было Тучку. Несчастный котёнок не понимала, где и когда всё пошло не так, или почему вдруг её личные «рабы» решили, что могут меж собой ссориться…
Девчонка слонялась от моей комнаты к кухне и до запертой двери. Совесть боролась с самоуважением. В конце концов не я свалился в её жизнь, как снег на голову, она сама переступила порог дома. Озвучь я Оксанке свои мысли, понимал, что уже назавтра она исчезнет, не оставив здесь и следа. Просто так, из-за глупого девичьего принципа.
Родители и дети ссорятся, я это знал. А вот как решать подобные конфликты у меня не было никакого опыта. Как-то смущённо жал плечами здравый смысл, отсылая за помощью в интернет.
Я противился. Если жаждешь спросить у тысяч незнакомцев, как решить свою проблему, дела и правда плохи, а ты отчаялся…
Погладил Тучку, та ответила добродушным урчанием. Требуя ласки, запрыгнула на диван, норовя влезть головой под ладонь.
Оксанка не выходила ни на ужин, ни для того, чтобы насыпать для кошки корма. Я ругал себя за нерешительность.
Когда опустилась ночь, думал, что не смогу уснуть, но вышло напротив. Морфей пожелал залить мне бак свежих сил под завязку, а потому утащил в свои объятия, едва закрыл глаза.
Снилось разное, приятное и не очень. Обнажённые женщины, вонь госпитальных палат, равнодушие врачей, визг амбулаторной пилы по кости, страшная боль в самом конце.
Вздрогнул, когда эскулапам взбрело в голову отчекрыжить мне руки по локоть и заменить их биопротезами.
Без анестезии.
У пробуждения сказался мерзкий вкус, осевший на языке. Глянул в окно, зачинался рассвет… Сейчас конец декабря, а значит, времени около половины девятого. Сколько же я проспал?
Считать не хотелось из-за взявшейся за меня всерьёз головной боли. Будь здесь наш полковой доктор, намекнул бы на разыгравшееся давление. Я предпочёл заглушить и боль, и его ненужные советы парой таблеток нимесулида.
Полегчало не сразу, лишь после того, как поплескал холодной водой в лицо. Тело просило ванных процедур, идущий от меня дух словно вопрошал, как давно я принимал душ?
Заглянул на кухню. Чёрная тень, словно полуночная крыса, метнулась за мной следом. Чуть не поддел её ногой спросонья, но понял, что это Тучка.
И словно все коты мира, она снова голодна. Глядя на меня внимательными зелёными глазами, издала громкий мявк.
В миске лежали вчерашние остатки