лето. Температура не спадает ниже сорока семи градусов, – холодно резюмирует Марк. – Раньше пал травы оголял землю, теперь она благодатно проросла всем тем, что очень легко сможет сжечь нас всех дотла.
– Вдруг дождь пойдёт, – отпустит Сергей.
– Не пойдёт. Пять лет уже не идёт в этих краях. Да и на западе тоже.
Возглас раздастся из толпы журналистов.
– Квинт уничтожен целиком?
– Такого не может быть!
– А что с другими "детьми" Коммода?
– Где конвои?
Корсаков в первое мгновение захлебнётся общей паникой. Оголтелые крики схватят его за сердце и сожмут с такой силой, что он начнёт задыхаться и крениться в сторону, пока ноги не понесут его отяжелевшее туловище к гряде леса, где Сергей неумело попытается скрыться от всеобщего ужаса в тенях пущи. Иссохшая кора хвои прильнёт к его спине морозом, кривые ветви обнимут плечи и покроют голову. Их щетинки попытаются заглушить вопли журналистов и патрульных. Темнота плотнее сгрудится вокруг Корсакова, когда он уловит момент.
Вот он.
На долю мгновения – или меньше – лес, трасса и конвои с людьми погрузятся в какое-то неестественное молчание, будто вот, все они разом – как и Сергей – уловят грядущую опасность. Лики их исказятся в пугающем непонимании, легион глаз окинет в темноте собственные вертлявые силуэты, и в глубине толпы, за сотню метров вперёд, кто-то из военных испустит боевой вопль.
Не приказ.
Тотчас небосвод озарится яркой вспышкой, и струя огня выстрелит прямиком по брюху дымного ковчега. Лесную тишь, тот морозный вакуум, что поглотит свет и звук, вдруг разломит оглушающий треск металла, и часть корпуса медленно сорвётся с ковчега и исчезнет за лесной порослью. Следом раздастся оглушающий взрыв – часть фотонного двигателя окажется повреждена выпущенным снарядом. Ещё спустя минуту пара по паре кораблей выстроится плотной стеной перед ковчегом и начнёт обстрел военного конвоя, а заодно и взорвёт полевую лабораторию с работниками РОСКОСа. Паника сточится до первобытного ужаса, и под оглушающие залпы перекрёстного огня все гражданские пустятся врассыпную.
Разумеется, прочь бросится и Корсаков. Необузданный ужас цепкой хваткой скрутит его за холку и подтолкнёт в сторону зарослей, ноги вдруг обмякнут под натиском холода и усталости, но вот в груди вспыхнет огнище. На секунду ему покажется, что он недопонял случившееся, что обстрела не было вовсе, но тотчас позади него заревом взмоют крики людей, и чудовищно запахнет жгучим металлом. Небо окрасится охрой и огнём, лишь проблески былого покоя будут ютиться и прятаться меж кончиков встрепенувшихся пихт.
Сергей будет нестись, удивительно ловко лавируя меж кривых стволов и высохших кустов. Очки лишь чудом не свалятся с его горбатого носа, зато несколько раз колючие ветви больно схлестнут по впалым щекам. Сердце неистово отобьёт гибельный ритм, пока вовсе не пропустит последний удар. Корсаков остановится в потугах,