по карманам, – многие думают, что отвращение к жизни, это удел лишь богатых людей. Мол… – я сделал паузу, закурив, после чего протянул пачку Ире, – Мол, жизнь претит только тем, кто уже получил от неё всё, и их уже ничто не способно ни удивить, ни порадовать.
Я перевёл свой взгляд на Иру, которая внимательно смотрела и слушала.
– Но штука в том, Ира, что наесться можно не только пряниками, но и говном.
Ира опустила голову. В её глазах виднелся процесс размышления. Я продолжил:
– Я знаю, что ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Ты прошла по схожему пути. Проблемы в семье, лишения в базовых вещах. Мы оба активно подрабатываем, однако, вынуждены покупать на эти деньги еду в дом или оплачивать счета за квартиру. Было бы славно делать это из альтруизма, но… – я сделал затяжку, после которой продолжил, – но мы делаем это из-за тупости и несостоятельности родителей. И получается забавная ситуация, где мы честным трудом заработали куда больше денег, чем подавляющее большинство наших сверстников, но при этом имеем меньше всех. Честно говоря, я никогда им не завидовал…
– А я да, – перебила меня Ира.
На её глазах проступили слёзы. Я взял её за руку.
– Я тебя не осуждаю.
– Думаю, ты бы тоже завидовал, если бы у тебя сохранились какие-то чувства, – Ира посмотрела на меня мокрыми глазами.
Она не плакала, слёз проступило у неё очень мало, но достаточно, чтобы я заметил.
– Не думаю. Я не завидовал даже, когда у меня были чувства.
– А когда их не стало? В плане, когда они пропали?
Я затянулся сигаретой ещё раз.
– После первой попытки. Тогда во мне что-то сломалось, – выдыхая, ответил я, – мне было лет четырнадцать. После этого мною овладело тотальное равнодушие. Я называл это тогда: «программой», – я сделал паузу, посмотрев на небо, – мне просто причиняла боль мысль о том, что родители из-за долгов продавали квартиру, отчего мы переезжали на съёмную. Я тогда забился в кладовке в старой квартире и пытался повеситься. Разумеется, это не единственный фактор. Было и много плохих, унижающих действий в мою сторону. Тогда я не мог за себя постоять.
Взгляд Иры был наполнен сочувствием и серьёзностью.
– Извини, – вытерев глаза, пробормотала Ира, – я тебя перебила.
– Ничего. Так вот, я никому не завидовал и понимал, что просто так вышло. Но это всё равно оказало на меня влияние. Работа, учёба, бытовуха – всё это труд, который годами ничего не приносил. А если и приносил, то какими-то крохами. Этот тлетворный эффект накапливался годами. Чтобы не сойти с ума окончательно, я перестал чего-либо ждать и надеяться. И эта позиция действительно помогла мне в своё время, но недавно я поймал себя на мысли, что я теперь вообще ничего не хочу. Это случилось, когда я впервые притронулся к плодам своего же труда. Когда у меня появились деньги, и я взял себе ноут и телефон. Помню, я их когда-то хотел, но сейчас, в моих же руках, они мне безразличны и не приносят никакой радости. И так будет с чем угодно. Я научился трудиться, но не радоваться. Я знаю, какой труд вложен во что угодно, и ничего из этого того не стоит.
Ещё