то катер Ромашина подорвался? – прохрипел капитан третьего ранга, отчаянно взмахнул пустым рукавом чёрной шинели, указывая в сторону акватории порта.
– На мину нарвались, – предположил капитан первого ранга, опираясь подмышкой на костыль.
Они не танцевали. Один энергично размахивал в ходе разговора пустым рукавом чёрной шинели, где пряталась культя правой руки, ампутированной выше локтя, словно семафорил товарищу. Другой вяло жестикулировал, приподнимая самодельный костыль с тряпичной обмоткой под мышку.
– Похоже на мину, – согласился сам с собой каперанг.
Оба сняли фуражки, один левой рукой, другой – правой.
На чёрную, «стеклянную» поверхность моря опадали после взрыва седые потоки воды.
Люди на пирсе замерли. Гармошка стихла. Музыка и танцы прервались.
– На мине!.. Точно на мине подорвались, – предположил седовласый мичман, коренастый, кряжистый мужик. Широко расставив ноги, он прочно стоял на причальной стенке, будто на палубе корабля при шторме.
– Как думаешь, из наших? – спросил лейтенант с белой повязкой, забинтованной левой руки.
– Не ж то наши? – печально предположил мичман.
– Надо бы уточнить…
– Есть уточнить, – проворчал мичман, нехотя побрел к развалинам здания порта.
Люди на пирсе остались стоять неподвижно, вспомнив, что война откатила не так уж и далеко от Одессы. Продолжал играть патефон, пока не взвизгнула игла, оборвав танго. Грек Дима-Колотушка бережно прикрыл чёрную крышку патефона.
ИНТРИГА
Ранним утром свинцовые волны величаво перекатывались пологими валами. На лавочке травянистого обрамления песчаного пляжа уже долгое время сидела девушка с яркими рыжими волосами. Она выпрямила спину, приосанилась, когда метрах в тридцати в море, без всплеска, появилась из воды светловолосая голова морячка. Медленно всплыла, как буек, затем из-под воды показался сам морячок в синем рабочем комбинезоне, не вынырнул, но, будто воин из сказки, возник из волн. Он приветственно помахал рукой в сторону берега, лихо напялил на голову мокрую бескозырку, тяжело вышагивая, преодолевая сопротивление воды, направился к берегу, где ожидала его рыжеволосая.
Ялта. 1986 год. Три широких, составных окна в просторной гостиной частного дома засинились к рассвету. На плотных полотнах жёлтых штор исчезли кресты рам. За высоким дощатым забором в переулке погас неоновый фонарь, затаив до вечера в стеклянной колбе мертвенную стылость. Шум прибоя усиливался, будто море просыпалось, вздыхало, потягивалось, зевало.
В доме, над круглым столом низко свисала лампа в старомодном, проволочном, оранжевом абажуре. В желтом пятне света на зеленом сукне стола были раскинуты игральные карты, на расчерченном листке – запись партий, набранных очков, выигрышей, проигрышей игроков. В утренних сумерках лица преферансистов были едва различимы. За столом – четверо. Военный китель с тремя звёздами на погонах капитана первого ранга, небрежно накинутый