знала, что ей завидуют. Она все время находила иголки, воткнутые в одежду, натыкалась на горсть земли, присыпанную у порога, или куриные яйца, лежащие в доме и, по приметам, приносящие большие несчастья. Однажды к ней в гости заглянула одноклассница, попросила тетрадку, чтобы переписать задание, а после ее ухода Лина нашла под своей кроватью черный мешочек с солью. Как наводить порчу солью, в деревне знали все – нужно выйти в шестой день новолуния, прочитать заговор, пожелать врагу того, что должно с ним случиться, и отнести соль в его дом. Выбрасывая соль в овраг, Лина размазывала ладонью крупные, катившиеся по щекам слезы. Она не понимала, за что ее так не любила эта одноклассница, с которой они никогда не ссорились. «Проклятие – твоя судьба!
Отныне и навсегда!» – крикнули ей как-то вслед на улице, но, обернувшись, девушка не увидела никого, кроме стада коз, бредущего по дороге.
У одного из домов, стоявшего без забора, сидели смуглые женщины в цветастых юбках. Вокруг бегали чернявые, чумазые дети, девочки и мальчики разного возраста, которые играли с выструганными деревянными игрушками, резвились в лужах, скопившихся на дне овражка. Пузатый младенец, голый, с пухлыми ножками, стоял, держась за юбку матери, молодой цыганки, которая, закатав рукава, перебирала гнилую картошку. Мужчины собрались вокруг битой, ржавой «копейки», которую никак не могли завести, и, открыв капот, чесали затылки. Цыгане жили так, как жили их предки сто, двести, пятьсот лет назад, бедно и весело, перебиваясь воровством, гаданием и попрошайничеством.
– Эй, красавица, заглянуть в твое будущее? – крикнула цыганка Лине.
– Я его и так знаю, – засмеялась девушка. Молодой цыган, бросив машину, выбежал на дорогу, попытавшись перерезать ей путь:
– Линка, пойдешь за меня? Буду тебя на руках носить, золото дарить.
– Не могу, у меня есть жених, – ответила Лина, уворачиваясь от него. – И он меня ждет.
– Какой жених? Как зовут его? Эй, скажи? – кричал ей вслед цыган. – Он из Цариграда или из соседней деревни?
Мать не зря беспокоилась, в деревне о Лине и правда шептались. Говорили, что каждый день она уходит из дому, а возвращается только за полночь, и где проводит все это время – никто не знает. Это была ее тайна, которую она хранила от всех и ни с кем не делилась. Эту тайну кроме нее знало только маковое поле, широкое, алое, которое разрезала, словно нож, железная дорога.
Лина приходила сюда каждый день, падала в траву, вдыхая ее прелый, пряный запах, смотрела в небо, на проплывающие облака, в которых ей виделись силуэты животных и лица людей. А однажды над ней проплыла длинная цепочка облаков, похожая на вагоны поезда, и она разглядела даже дым, тянущийся из паровоза. Грохоча колесами, проезжали настоящие поезда, оставлявшие в воздухе запах дыма и колесной смазки, и Лина, дурачась, танцевала под этот стук, словно слышала музыку, а пассажиры, прильнув к окнам, завороженно смотрели на нее. Заметив ее светловолосую макушку, машинисты гудели ей короткими гудками, а она махала им рукой. Ей представлялось,