Можа, только отсидишься тут-от… Как Бог даст.
Он вздохнул и сказал тихо:
– Ну, оставайся. Что ни станет там, наверху, не выходи. Ни в коем разе. Гашка поесть, попить принесет.
– А деньги? Вот, – она открыла кофр.
– Потом, потом, – отмахнулся Абрам Иосифович. – Сказано же – до лучших времён. Сочтёмся.
– Я… я даже не знаю, что и сказать… – шёпотом произнесла Новосильцева, чувствуя подступивший острый комок в горле и близкие слёзы.
– Ну-ну, не раскисай, не ко времени! – приказал Потапов.
– Абрам Иосифович, – она обняла старика и поцеловала в волосатую щеку, пахнущую лошадиным потом. Потом неожиданно для себя самой схватила его тяжёлую загорелую руку и тоже поцеловала.
– Да ты что творишь? – прикрикнул Потапов и добавил. – Совсем с разума девка съехала… Мужику руку лобзать! Я ж тебе не поп ваш.
– Абрам Иосифович… – начала Новосильцева.
– Тихо, девка! – вдруг шёпотом приказал Потапов. – Слушай!
Сверху издалека донеслось глухое рычание автомобильного мотора, звонко заржали лошади – чужие. Своих Новосильцева уже научилась узнавать по голосам.
– Всё! – заторопился Потапов. – Спаси тебя, Господь! – и перекрестил Новосильцеву. – Ни в коем разе наверх не выходи! – повторил он.
И неожиданно погладил её по голове.
– Прощевай! Хорошая ты девка, хоть из господ, да ещё из мирских. Пришлась ты нам.
Когда Потапов исчез, Новосильцева достала из коробки четырнадцать патронов. Остро отточенной стальной шпилькой сделала на конце каждой пули насечку крест-накрест, превратив их в разрывные. И принялась заряжать обойму, одновременно прислушиваясь.
Сначала сверху доносились невнятные голоса – чехи спрашивали о чем-то Потапова, он отвечал. Потом раздались крики:
– Wo ist deine rote Bolschewikenhure? Zeige sie, oder deine Familie erschissen wird19! Давай красную суку, будем всю семью твою здесь пиф-паф!
– Я ж вам в который раз, ваше благородие! – срывающимся голосом убеждал Потапов. – Нет её в избе, была – правда, была! Хворая была, ночевала – мы ж не знали, что вы её искать почнёте! А нонче нет её в дому!
– Все пистро у твор! У твор, in den Hof20 все пошли! Быстро-быстро, давай-давай! Los-los!
Загремели шаги в сенях, потом топот подкованных сапог. Затрещала мебель. Послышался звон разбитой посуды.
– Где вона? Где? Стреляем тебя и всю семью твою!
Новосильцева почувствовала, как по спине заструился холод. «Придётся выходить. Вот и конец», – усмехнулась.
Сапоги застучали по лесенке в светёлку, и наверху загремела мебель – похоже, опрокинули кровать и комод.
Новосильцева загнала обойму в рукоятку пистолета и сняла его с предохранителя.
Сверху послышались крики:
– Вонявка! Тут вонявка21!
Так, нашли её флакон с остатком французских духов. Их Новосильцева оставила специально для Гашки – та просто млела каждый раз от волшебного аромата, но попросить для себя не осмеливалась.
– červené