призму индейского восприятия. Отмечу сразу, что больше всего меня манило их мировосприятие, их обустройство мира и взаимоотношений, ну и конечно же свободная жизнь на лоне природы, трудная и суровая, но полная захватывающих дух городского мальчишки приключений.
Однако формирование моей индейской вселенной произошло не сразу, а по мере поглощения информации, связанной с их культурой, бытом и историей. Романтический образ «благородного дикаря», взращённый кем-то однажды в литературе и публицистике, был умело подхвачен и практично использован в последующих художественных книгах и фильмах. Сейчас понятно, что это именно «образ», но в жизни все, так или иначе, идут за каким-то образом, стремятся к какому-то идеалу и тот образ ничем не отличался от других. Помимо пионер-героев и ударников коммунистического труда мне, наверное, нужен был и такой вот идеально-романтический свой собственный.
Меня вообще с детства угнетали просчитанные кем-то мои заведомо однообразно-серые (как у всех) жизненные этапы: ясли, детсад, школа, институт-техникум, семья, работа, пенсия, смерть. Типа, смирись и будь как все, за тебя уже просуетились, живи- поживай да добра наживай. А где, собственно, жизнь-то, где познание безграничного и неоднозначного мира личностью? Ничего страшнее такой размеренной унылой скуки для меня не было. Другое дело мир красочных фантазий и грёз, куда уносили меня прочитанные книги.
До класса шестого моё увлечение индейцами воспринималось нормально и родичами и ровесниками, но повзрослев, многие сверстники уже стали считать меня чудаком, задержавшимся в детстве. Уличная компания – довольно жестокая среда и мне приходилось выслушивать кучу обидных дразнилок-прозвищь и отстаивать своё мировосприятие в многочисленных потасовках и драках.
Вскоре я стал скрывать своё увлечение индейцами и про него знали лишь немногие дворовые и школьные друзья. В тот период я стал всё больше любить одиночество, спокойно погружаясь в упоительные приключения из книг.
За нужными книгами у меня была настоящая облавная охота. Я раз в две недели обходил все книжные и букинистические магазины города, а по выходным ездил на книжную толкучку. Там на сэкономленные деньги, которые мне давала мать на школьные обеды, покупал у спекулянтов искомые экземпляры и потом надолго погружался в описанный там сказочно-захватывающий мир. Я брал в библиотеках, выменивал у друзей нужные книги, выдуривал у девчонок одноклассниц, обольщая и охаживая их месяцами. Первые книги, появившиеся у меня, были не про индейцев, а о ребятне, играющей в индейцев (А. Анисимова «Рюма в стране ирокезов» и Стевана Булайича «Ребята с Вербной реки»), только ещё больше разогревшие мой «аппетит» к индейцам.
И понеслось, и поехало, это было сродни навязчивой маниакальной идее.
До сих пор не могу забыть, как в одном захудалом книжном отделе букинистики нашел книгу по особенностям