помнишь, какое у меня любимое вино? Помнишь, когда ты в последний раз был на моём дне рождения? Весь праздник, не только под конец? Ты помнишь, когда сам в последний раз выбирал мне цветы? Сам, а не твоя глупая секретарша? Кстати, у неё отвратительный вкус.
Она поморщилась, словно вспоминала все присланные букеты, которые на следующий же день бросала в мусорное ведро, ссылаясь на внезапный приступ аллергии. Она никогда не была честной с ним – у Александра открылись глаза. Елена всегда играла роль статусной жёнушки, а он и не пытался узнать её настоящую.
– Кто я для тебя? Обложка? Шлюха из эскорта? Кукла из сексшопа?! – вскинулась она, словно прочитав его мысли.
– Мы могли бы поговорить и не доводить до этого.
– Зачем?! Саш, ты всегда слышишь то, что ты хочешь слышать. Непробиваемое бревно!
В её глазах было столько ненависти… Александр даже представить не мог, что всё настолько запущено. Он ведь делал для неё всё.
– Мне надоело. Мне надоело жить в этом доме, мне надоело спать с тобой в одной и той же позе, мне всё надоело. Я лучше умру, чем останусь под вашей проклятой фамилией ещё хотя бы на один день…
– Елена Владимировна Воскресенская, в девичестве Калинских. За измену семье вы приговариваетесь к смерти через выстрел в сердце.
Александр вдруг понял, что они с Леной не одни в этой комнате. Твёрдый голос Леонида донесся откуда-то сбоку, кажется, из ниши, образованной двумя мраморными колоннами. Отец сидел в инвалидной коляске, бледный, ослабевший, с почти лысой головой, но несмотря на это, по-прежнему суровый. Позади него стояла мать. Взгляд её был рассеянным, черты лица заострились не то от резкого, контрастного освещения, не то от излишней худобы, которая со временем съела её статную фигуру, не хуже, чем рак отца. Она с силой сжимала ручки его кресла – лишь это выдавало её волнение, в остальном она выглядела бесстрастно, сдержанно. Демид – средний сын – стоял по левую руку от Искандера Борисовича. Данил – младший – отсутствовал, как и его жена Лилия. Ещё двое человек из самой надёжной охраны стояли позади пленников.
– А что будет со мной? – подал голос любовник.
– Вы ведь православный, верно? – уточнил Леонид и, не дождавшись ответа, едко и цинично продолжил. – Не беспокойтесь, ваше тело будет передано земле по всем канонам…
– Да вы спятили! Это что, розыгрыш? Это моя бывшая устроила, да?! Где камера? Ребят, серьёзно, кончайте, а?!
Мужчина завертелся на месте, попытался встать с колен, но один из охраны, пригвоздил его обратно к полу.
– Господи, закрой ты уже рот и прекрати ныть! Прими смерть, как мужчина, а не его подобие! – подала голос Елена, добавив в этот дурной спектакль ещё больше нелепого пафоса.
Процесс действительно начинал напоминать балаган. Суд и без того затянулся, а отцу требовался покой. К чувству стыда и гнева примешивалось чувство вины перед родителями – Александр боялся поднять на них глаза. Будто ему снова было двенадцать.
– Слушайте, я – свободный