target="_blank" rel="nofollow" href="#n1" type="note">[1] о нашей цистерне. И предложу изготовлять такие в Батуми. Мы с вами свое дело сделали.
…Ошвартовались в «ковше» – южной части гавани, отгороженной большими, нагроможденными одна на другую бетонными глыбами.
Настроение у адмирала Жукова было хорошее. Это чувствовалось и по улыбке, не сходившей с его лица, и по глазам, и по бодрому голосу. Он, конечно, еще не мог знать, что военно-морское командование примет его предложение, что плавучие цистерны изготовят в Батуми и они будут нести свою службу по Черному морю, по Дунаю до самой-самой Победы.
Прощаясь со Шпаком и Саркисовым, адмирал по-братски обнял их и расцеловал.
Журавлеву казалось, что близко рассматривает он живописное полотно. И эти светло-коричневые, белые, серые полосы – следы огромной кисти.
– …Майор Журавлев…
Вспугнутое голосом полотно отскочило назад. Обрело резкость, будто в окулярах бинокля. Теперь хорошо было видно, что за узкой, распахнутой настежь дверью штабной машины обнажена гора. А цветные полосы, которые он принимал за следы кисти, – пласты геологических пород. Старых, очень старых…
Зрение возвращалось. Журавлев без напряжения следил за карандашом, скользящим над картой, видел лицо полковника Гонцова. Полковник говорил, но опять беззвучно. Журавлева контузило лишь шесть часов назад. Слух пропадал на считанные минуты. И майор еще не научился понимать речь по движению губ. И не верил, что этому можно научиться.
Машина штаба – длинный, высокий фургон, разрисованный камуфляжными пятнами, – стояла в стороне от дороги, возле горы, прикрытая тенью двух раскидистых акаций. Тень не давала прохлады. День тянулся солнечный, безветренный. Запахи нагретой бумаги, бензина, одеколона были неподвижны, как болото. Журавлев давно бы расстегнул воротник гимнастерки, позволь полковник Гонцов себе то же самое. Но внешний вид начальника штаба дивизии мог служить наглядным пособием к строевому и дисциплинарному уставам.
– …Теперь уже нет сомнения, они отказались от мысли пробиться к Туапсе вдоль Новороссийского шоссе. – Голос полковника был еще глух, будто доносился снаружи.
«Видный мужик, – подумалось Журавлеву. – И как уверен в себе. Как уверен… Меня всегда сдерживает внутренняя робость. Я и говорю так, словно прошу прощения».
– …Располагаем любопытными разведданными. Из двадцати шести дивизий, имеющихся перед Закавказским фронтом, немцы восемнадцать сосредоточили против Черноморской группы войск. Им позарез нужен этот маленький город…
«Нет, я не пойду в санбат, – мысли жили в нем сами по себе, не подчинялись воле. И он не мог сосредоточиться и слушать Гонцова со вниманием, как требовала этого обстановка. – Из санбата меня сразу отправят в госпиталь. А там только попади в руки врачей. И тогда придется оставить полк. Оставить в такое время… Я лучше посплю часов пять подряд. И все пройдет. Ведь сейчас я вижу и слышу нормально. Очень даже хорошо слышу».
– Создана дивизионная группа под командованием генерала Ланца. У нее цель – захват города.
Кроме майора Журавлева