и Любаша уже сидели в платьях и поправляли волосы.
– Это приехал Жора. Он влюблен в Любашу. В нее всегда кто-нибудь влюблен.
– Лучше надень штаны, – сказала Любаша.
Возразить было нечего: Степка и позабыл, что, как спортсмен, расхаживал в одних трусах.
– Тепло. Уж не к дождю ли? – рассудительно заметил он, желая перевести разговор на другую тему.
– Я за дождь, – ответила Любаша. – Целую ночь могли бы спать спокойно.
– Под открытым небом? Фантазерка! – засмеялся Степка.
Ванда пояснила:
– Мы уйдем к тете Ляле. Фрицы в дождь не прилетят.
В ее сумке лежали ключи от домика тети Ляли. И домик стоял уютный, зеленый, целый, с закрытыми ставнями, но во дворе, близ дома, не было бомбоубежища. А баба Кочаниха, жившая по соседству, забор в забор, бегала прятаться от бомбежек вверх по улице, к своим знакомым, у которых была очень маленькая щель, и четверо лишних людей едва ли там поместились.
Во дворе у Мартынюков была печка. С помощью бабки Кочанихи они сложили ее возле ранней черешни, из настоящего кирпича. Но глина потрескалась. И все знали, что она потрескается, когда высохнет, но песок был только у моря. И они мазали печку жидкой глиной. Сырая, она была такая красивая. А потом появились трещины и сквозь них стал проходить дым, но тяга была хорошая. И мать готовила на печке.
В вещевом мешке у шофера Жоры оказались буханка хлеба, сухари, мясные и рыбные консервы, немного сахару и пачка соли. И еще по куску туалетного и хозяйственного мыла.
Туалетное мыло Жора оставил себе, а все остальное щедро пожертвовал Нине Андреевне. Она принялась вторично готовить ужин. На этот раз были длинные макароны с мясными консервами. А у Жоры еще нашлась фляжка с водкой. И даже Ванде и Степке досталось по глотку. Степка захмелел, и ему захотелось громко говорить и целоваться с Вандой.
Сидели за столом в самшитовой беседке. Над головой темнели листья груши и небо. Квадратное пятно клеенки и разделяло всех, и соприкасало, словно причал. Но море шумело очень далеко. И его было слышно тогда, когда за столом возникала тишина. Но в тот вечер это случалось редко.
Жора предложил:
– Выпьем за Сливу!
А Любаша сказала:
– Лучше за грушу!
И тут они сцепились…
– Слива за тебя жизнь отдал! – закричал Жора.
– Говори, да не заговаривайся, – возразила Любка.
Она не знала, что был такой хороший боец Слива, и думала, что захмелевший Жора несет околесицу. А Жора управлял машиной лучше, чем языком. И не мог сказать то, что хотел. Бормотал:
– Люди кровь проливают… А тебе, думаешь, можно все, потому как красивая. Разве заслуга машины, что ее с завода красивой выпустили?
Нина Андреевна успокаивала:
– Ты уж не кричи, Жора. Красинины услышат, из мухи слона сделают.
Жора неловко повернулся, ударился раненой рукой о стол и сморщился от боли.
Любаша, которая по натуре была добрая, сжалилась над ним:
– Псих ты, глупый псих, Жорик… И напрасно ко мне приехал.
– Жениться