и держала на коленях книгу – ту самую. Завёрнутая в ткань, она не просилась в руки, не тянула за ниточку, не светилась. Но ощущалась.
«Ещё не сейчас. но скоро».
Она погладила переплёт пальцами – почти как жест привязанности, как будто между ней и книгой установился безмолвный договор:
Тишина сгущалась. В монастыре наступал вечер – особое время, когда звуки становятся плотнее, а мысли – чище. Ни единого лишнего звука. Только потрескивание половиц и далёкие шаги где-то на галерее.
Себя. Комнату. Книгу. Время.Мира не спешила разворачивать ткань. Она просто сидела. Слушала. На улице начинало темнеть.
И в этой темноте, не страшной, но полной ожидания, она впервые подумала:
А что, если письмо – только начало?