но теперь… – Её голос воодушевился. – Чарархитектура, расследования магических преступлений, контроль сознания – глаза разбегаются, сколько всего. – Её взгляд прошёлся по комнате, словно собственные слова нарисовали ей будущее, которое она прямо сейчас видела перед собой, а потом этот взгляд вернулся к Рейну. – А ты?
– Ну, может, контроль сознания.
Она оценивающе поджала губы:
– Это твоё. Фертон?
– Сомневаюсь, что туда берут бывших заключённых. Скорее всё же Асура.
Ответное молчание затянулось. Яра никак не отреагировала на его слова, что наверняка и было реакцией – говорить должен он.
– В императорском дворце Улья в Асуре самая большая магическая библиотека в мире, – начал Рейн, а его пальцы исследовали знакомые изгибы на талии Яры. – Там около миллиона томов. Они все на языке оригинала, но большая их часть переведена и на другие языки так, что можно читать одну и ту же книгу в любом из доступных переводов. Как тебе такое? – Она прижалась к нему, но взгляд остался на том же выжидающем расстоянии. Молчит. Его ладони проскользили вниз по её бедрам. – Хочешь поехать со мной в Асуру? – спросил он и…
…открыл глаза.
За окном разом зажглись фонари, и чёрные тени в комнате исчезли. Теперь стены окрашивала глубокая синева, а тяжёлых штор коснулись красные огни вывесок. Рейн прищурился и различил засиявшие крупицы пыли в цветовом потоке. Их осветил патрульный дрон, с шумом пролетевший этажом выше. Глаза быстро учатся видеть в темноте то, чего нет. Искривлять линии. Создавать воображаемую перспективу синего горизонта бескрайней пустоты, в котором свет фар рисует звёзды из комнатной пыли и они сияют как настоящие.
Шум двигателя дрона пересёк границу уличного галдежа и растворился, а Рейн тряхнул головой, возвращаясь из мира видений.
За несколько мучительных месяцев тоска в груди крепко настоялась на неопределённости. Вместе с ней росла и ярость. Вечерами, оставаясь один, он всё чаще огревал себя хорошей порцией контроля сознания, проваливаясь в цветовой космос. Каждый день тоска и ярость вместе с ним вставали на ноги, но утром хватало сил не обращать на них внимания, а ещё на это не было времени.
В памяти Асура оставила яркий смазанный след из дней и мест, названий которых он не различал, из странных обычаев и анисового запаха курительных свечей в маленьких кумирнях для богов. Со своими чудными идолами они местились везде и всюду, где только оставался свободный угол. Жаре нужно было ещё меньше. Она, удушающая, липкая, стояла на каждом шагу. Вместе с ней везде звучали голоса, одновременно одинаково, но если вслушаться, то по-разному: китайцы, японцы, корейцы, а потом вдруг индусы, немцы, русские. Все здесь поглощали сладкие супы и бесконечную лапшу, следуя сотне-другой строгих правил использования палочек во время еды и чавкая в душных забегаловках так звучно, как только получалось. Конечно, тут были и места, о которых писали в рекламных проспектах, где Асура – диковинная шкатулка из яшмы с величественными императорскими